Следом за ним поднялся Пармен, быстро оделся и убежал договариваться со своим товарищем, который по их плану должен был сыграть роль торговца безделушками. А кроме того, эти самые «безделушки» тоже надо было подготовить.
За ним из повозки вылез Урош, стал угрюмо разводить костёр. Вчерашняя его радость полностью улетучилась, он опять стал хмур и молчалив. Его обожаемый «малыш» снова уходил незнамо куда, и ему самому снова предстояло неопределённое количество мучительных часов ожидания. Наверное, именно сейчас он понял, как же любит этого чужого сына.
Иларию хотелось как-то утешить старика, но, в то же время он понимал, что единственным его утешением будет сообщение, что Иларий отказывается от их затеи. Этого он допустить не мог. Поэтому, чтоб не бередить рану, он опять заполз под повозку, где богатырским сном спал Северин. В тёплые ночи, с весны по осень, молодые люди ночевали прямо на земле, предоставляя повозку в распоряжение единственной в их компании женщине и двум пожилым мужчинам, которым здоровье не позволяло уже таких вольностей.
Конечно, заснуть ему не удалось, хоть время и позволяло – с Дариной они встречались в полдень. Иларий попытался ещё раз обдумать всё, что ему предстояло, но после нескольких минут размышлений вдруг с удивлением обнаружил, что думает совсем о другом: он представлял себе Дарину. Её голос, её смех. Её тонкие руки. Её непослушные волосы. Её большие и постоянно удивлённые глаза. Её… Да что за чёрт! Иларий потряс головой, чтоб избавиться от этого наваждения, и постарался направить мысли в правильное русло. Но мысли не хотели направляться, они упорно сворачивали с верной дороги и, куда бы их Иларий ни посылал, неизменно оказывались в одной точке – возле Дарины.
Впервые за все эти дни Иларий вдруг почувствовал, что ждёт с нетерпением того момента, когда увидит её. Дарина внезапно показалась ему такой желанной, такой прекрасной. Это чувство накатило на него, словно приступ болезни: только что ты был абсолютно здоров и планировал свои повседневные дела, но прошло всего несколько минут – и голова твоя горит, тело ломит, а сердце норовит выскочить из груди.
Теперь ему казалось странным, что он не замечал, какая она красавица. А какая у неё дивная улыбка! А ямочки не щеках! Иларий не на шутку размечтался.
Из этого состояния его вывел голос отца:
– Не спишь?
Пармен был бодр, доволен собой.
– Всё отлично уладилось. У Марка нашлись превосходные шкатулочки, будто специально для нас. Мы в две заложили Траву, ну и прибавили к ней ещё всяких ароматических травок. Иларий! Ты меня слушаешь? Ты где витаешь опять?
– Я? Нет, я слышу – шкатулки, – захлопал глазами Иларий, пытаясь срочно вернуться в реальный мир.
– Он будет стоять на углу возле мясной лавки. Ты понял? Марк будет стоять…
– Да понял я!
– Что-то ты какой-то странный.
– Ничего я не странный. Задремал просто.
– Чего вы разорались? – поднял голову Северин. – Случилось чего?
– Ничего не случилось. Спи, – ответил Пармен. – Или, если хочешь, иди поешь. Урош кашу сварил.
– Не, я ещё посплю. Ты же ещё не уходишь? – Северин сонно поглядел на Илария. – Разбуди меня перед уходом. – И он повернулся на другой бок.
Иларий осторожно выполз из-под повозки. Втроём – с Парменом и Урошем – они уселись на привычное место возле костра. Урош засуетился, доставая плошки для каши. Всё валилось у него из рук.
– Ну вроде всё готово, – сказал Пармен, накладывая себе кашу и деликатно не замечая, что она подгорела. – Ты всё помнишь? Подумай, может, ты чего-нибудь не понял?
Иларий пожал плечами.
– Да нет, вчера же всё обсудили.
– Иларий, ты вот что, – Пармен задумчиво мешал свою кашу, – надо как-нибудь проверить, пропала ли у него волшебная сила. Даже если ты увидишь своими глазами, что он понюхал Траву. Понимаешь меня? На всякий случай. Надо действовать наверняка.
– Ладно, – кивнул тут же Иларий.
О таком послушном сыне Пармен и мечтать не мог.
– Вот только не могу придумать как, – Пармен почесал ложкой за ухом.
– Я что-нибудь придумаю на месте, – уверил его почтительный сын. – Ведь Трава действует час?
– Да, около того. Но не тяни. Мало ли что. Всё же он очень сильный ворожей. Вдруг на него она действует по-другому.
Иларий снова кивнул.
– И вот ещё что. Имей в виду, что волшебная сила у него пропадёт, но своя, человеческая, наверняка останется. Прошу тебя, не изображай героя. Он гораздо сильнее тебя физически. Поэтому, пожалуйста, делай всё так, как мы решили. Никакой самодеятельности!
– Конечно, – легко согласился Иларий. – Я понимаю.
Прощание на этот раз было торжественным. Даже Пармен, казалось, поверил в то, что у Илария всё получится, и тот, не привыкший к такому отношению отца и глядя на окружавшие его серьёзные лица (впервые на него смотрели не как на ребёнка), неожиданно для себя разволновался. Но скрывать этого не стал. Это было вполне приличное случаю волнение, и стыдиться тут было нечего.