Правдивый вымысел из жизни Императрицы Екатерины Великой

Петр Федорович уже с вечера отмечал прибытие из своей родной Голштинии группу приближенных ему земляков. Из них, в будущем, он сформирует корпус, который так и будет называться – Голштинским.

Зная, что попойки супруга длятся порой всю ночь, Екатерина позвала к себе свою преданную Лизу.

– Помоги платье застегнуть и волосы мне наверх прибери, да поживее! Да не тяни ты так сильно! – раздраженно прикрикнула она на свою фрейлину. – Кто спрашивать будет, скажешь, что мне нездоровится, мучают мигрени; просила ни при каком предлоге не беспокоить. Лиза ты поняла?

– Я все поняла, Ваше Высочество. Все исполню, будьте спокойны, – кротко пролепетала она, зная, что когда госпожа раздражена недалеко и до затрещины.

Закончив со сборами, Екатерина поцеловала девушку в лоб. – Как вернусь, я тебя извещу.

– И не вздумай уснуть мне! – строго добавила она, подойдя к часам, стоящим на комоде.

Надев накидку с капюшоном, Великая Княгиня направилась к месту встречи, зная все закоулки дворца, где можно было ночью пройти незамеченной. Коридоры северного флигеля были не освещены. Заранее взяв канделябр с горящими свечами, она благополучно добралась до портретной галереи. Осторожно отомкнув дверь, Екатерина юркнула внутрь.

Стены небольшого зала были увешаны портретами. Возле камина стоял массивный круглый стол с четырьмя стульями. К галереи примыкала небольшая комнатка, где хранились рамы и холсты, которые еще не были развешены. Поставив на стол канделябр, и оглянувшись вокруг, ей вдруг показалось, что лица с портретов смотрят на нее, словно живые, а десятки глаз показались ей недобрыми и злыми. За окном была черная ночь. Шум ливня, доносившийся с улицы, почему– то тревожил ее сознание.

Все, что произошло дальше, можно назвать как угодно: роковой случайностью, судьбой, совпадением, но в этот самый момент Петр Федорович со своей пьяной компанией, вывалив на улицу и громко разговаривая по– немецки, направился к винному погребу. Как вдруг, взгляд наследника зацепил едва заметный, тусклый свет в окне портретной галереи. Зная, что ключ есть только у его супруги, он схватил за рукав одного из своих приближенных.

– Крамер, друг мой, а проводите– ка меня к северному флигелю.

Из–за шума дождя, Екатерина не могла слышать, как два человека вошли и поднимались по лестнице. Топот ботфортов и немецкую речь, она услышала только тогда, когда они уже приближались к двери. Дверь распахнулась, перед Екатериной стоял ее супруг, держа канделябр. Позади него стоял голштинец, в руке у него была открытая бутылка вина. Петр Федорович, молча обведя взглядом зал галереи, подошел к своей жене.

– Ну, мадам, я сейчас же жду от вас объяснений, что вы здесь делаете в столь поздний час?

Екатерина, оцепенев от неожиданности, но взяв себя в руки, уверенно произнесла:

– Я здесь, чтобы забрать один из подаренных мне портретов в свои покои. Что в этом подозрительного?

– Не врите мне! Вы кого– то ждете! – выкрикнул, скорее взвизгнул ее супруг.

Мысль о том, что Рудов еще не явился, а если и вскоре придет, то услышав голоса, непременно скроется, ободрила Княгиню.

– Отчего вы так плохо думаете обо мне, Ваше Высочество?

– Не пытайся одурачить меня! – истерично закричал Петр. – Ты скрытная и лживая женщина!

Как раз в этот момент Александр зашел во флигель. Внезапно, услышав отдаленные голоса, он в замешательстве остановился, но не в силах уйти, не узнав, кто там еще, и все ли в порядке с Екатериной, Рудов бесшумно стал подниматься по лестнице.

– Довольно! Я устала терпеть и слушать ваши оскорбления! – вспылила Екатерина и сделала шаг вперед.

Петр схватил ее за руку. – Раз так, я научу тебя, как уважать мужа!!!