— Нана, — шепнула Карла.
Старуха обернулась:
— Я хочу поцеловать его на прощанье. Поможешь мне?
— Вряд ли стоит это делать. Ты даже без маски. Еще подхватишь…
— Мне девяносто три. Какая разница, что я подхвачу. Так что, сделай милость, подсоби.
Карла недолго раздумывала, прежде чем осторожно приподнять бабушку над инвалидным креслом. Навалившись грудью на кроватные поручни, Ханна поцеловала сына в лоб.
— Прощай, мой милый мальчик. — Она прикрыла глаза, затем подала знак внучке, чтобы та усадила ее обратно в кресло. — Что ж, теперь можете везти меня домой.
— Ты уезжаешь? Но может быть, это последний…
— Я знаю, что это, — ответила Ханна. — Я здесь больше не нужна.
Проводив Ханну с домработницей вниз и усадив в такси, Карла вернулась в отделение интенсивной терапии. В коридоре, у палаты отца, стояла Роза, беседуя с мужчиной в черном костюме.
— Это ребе Вейс, — представила незнакомца Роза, глаза ее сияли. — Он даст папе браху.
Карла окинула мужчину подозрительным взглядом. На ламинированной карточке, висевшей у него на шее, значилось: представитель службы раввинов при Нью-Йоркском медицинском центре.
— Что такое браха? — поинтересовалась Карла.
— Благословение. Он благословит папу.
— Нет, Роза, так нельзя. А что мама скажет?
— Это займет всего минуту. И это такое красивое благословение, Карла. Мама даже не узнает. Она сейчас в кафетерии с Джин и Майком.
— Ты с ума сошла.
— Если это может вызвать проблемы в семье… — деликатно вмешался раввин.
— Нет, — поспешила заверить его Роза, всучая маску, — никаких проблем.
— И все же, зачем ты это делаешь? — внезапно рассердилась Карла. — Папа не был религиозен. А сейчас он в коме. Он даже не поймет, что происходит.
— Пожалуйста, — Роза схватила сестру за руку, — не спорь. Этот обряд так много для меня значит.
— При чем здесь ты? Мы говорим о
Роза отпустила ее руку:
— Жаль, что ты против, но я все равно это сделаю. Ладно?
В кафетерии Одри с Джин сидели, склонившись над свежим выпуском «Нью-Йорк пост». Майк у стойки дожидался, пока ему нальют чая для Одри.
— Твоя мама немного шокирована, — сказала Джин, когда Карла уселась рядом. — Тут в газете кое-что написано… — Она ткнула пальцем в крошечную заметку в самом низу шестой страницы. Заметка называлась «Красные перевыполняют план в постели?». Через плечо Одри Карла прочла:
Сдается, у некоего занедужившего левака-юриста возникли трудности с женой и любовницей. Дамы отказываются жить в мире и согласии. По слухам, они недавно столкнулись у больничной койки нашего краснобая от юриспруденции, и женушка так разъярилась, что пустила в ход кулаки. (Кое-чем даже социалисты не любят делиться.) Молодая красотка, пострадавшая от рукоприкладства и оскорбленная в лучших чувствах, говорят, намерена подать в суд…
Карла сжала виски:
— Боже правый, но откуда они узнали?
— А ты как думаешь? — зашипела Одри. — От этой суки Беренис, ясное дело!
— Доподлинно мы этого не знаем, — заметила Джин. — Медсестра из отделения или…
Одри треснула кулаком по столу:
— Разумеется, это она! Кто еще мог выдать им эту фигню про судебный иск? И какая, на хрен, медсестра назовет Беренис «молодой красоткой»?
Взвесив аргументы своей подруги, Джин ответила:
— Нет, не она. Слишком уж это гадко и мелко.
С видом терпеливой страдалицы Одри возвела глаза к потолку:
— Ну да, а Беренис, как известно, на мелочи не разменивается.
К столику подошел Майк с чашкой чая.
— Ты уже в курсе? — с ноткой ажиотажа в голосе спросил он жену, и Карла холодно кивнула.
— Но зачем ей было так стараться, чтобы поместить несколько строчек в дурацкой желтой газетенке? — не унималась Джин. — Эту ерунду даже никто не читает…
— Издеваешься? — взвилась Одри. —
Майк похлопал жену по плечу и шепнул:
— Я ее нашел.
— Что? — не поняла Карла.
— Заметку нашел я, — раздельно произнес Майк.
Карла оторопела:
— И ты… показал ее маме?
— Конечно. Она должна знать.