Правдолюбцы

— Когда это было?

— Дайте-ка сообразить… в девяносто шестом. Слыхали такое итальянское выражение — rapporto di pelle? Оно означает что-то вроде «чувствовать друг друга кожей». Именно это у нас с вашим папой и случилось. Мгновенно, на каком-то химическом уровне.

— И как долго это продолжалось?

— Ну, года три назад наши любовные отношения прекратились. Но мы остались друзьями. И я всегда буду любить вашего отца.

— А почему отношения прекратились? Конечно, если не хотите отвечать…

— Вопрос не из легких, но я отвечу. А почему что-то заканчивается? Всегда имеется столько разных причин. Что до нас с Джоелом, думаю, мы расстались, потому что из наших отношений ушла радость. В конце концов мы устали прятаться — эти встречи украдкой и прочее. Джоел постоянно мучился чувством вины.

— Вы хотели… чтобы он ушел от нашей матери?

Беренис задумчиво склонила голову набок:

— Нет… нет. Я никогда не подталкивала его к разводу. Понятно, вначале мы об этом говорили. Но я видела, что он очень дорожит жизнью с вами, его дочерьми. А я не из тех женщин, которым позарез требуется муж.

— Верно, не требуется, — внезапно подала голос Роза, и все уставились на нее. — Зачем вам муж на круглые сутки, когда можно одолжить его на время у другой?

— Позволь, я кое-что скажу тебе, Роза? — Беренис смотрела на нее сочувственно. — Понимаю, тебе сейчас очень больно, но я хочу дать совет. Как бы ни был силен твой гнев, не позволяй сердцу ожесточиться.

— О, как мудро…

— Погоди, — Беренис жестом остановила ее, — я еще не закончила. Твой отец был… и остается необыкновенным человеком с очень, очень особенным восприятием жизни. Он — не испорченный человек. Не по своей воле он влюбился в меня, как и я не планировала влюбляться в него. Это просто случилось. Правда в том, что все мы иногда раним кого-нибудь, но это не делает нас исчадиями ада. Скорее уж это делает нас людьми.

— Ну да, — сверкнула Роза улыбкой, обнажив резцы, — удобная философия. Адюльтер как проявление гуманизма. — Она встала и обратилась к сестре: — Я ухожу. Идешь со мной или останешься?

Карла колебалась. По ее мнению, Роза повела себя непростительно. Сначала напросилась в гости, а потом облила хозяйку дома презрением! Однако семья есть семья. Карла поднялась:

— Иду.

В прихожей Беренис невозмутимо подала им пальто и зонты.

— Знаю, тебе тяжело далась эта встреча, — сказала она Розе. — Но я ценю твою честность и страстность. — Карлу она чмокнула в щеку: — Ты — необыкновенная женщина.

Беренис стояла в дверях, глядя им вслед. Когда они дошли до лифта, она показала им раскрытую ладонь:

— Мир.

Как только двери лифта закрылись, Роза дала волю своим чувствам.

— Невероятно! — возмущенно воскликнула она. — Все это еще более убогое и жалкое, чем я предполагала. Rapporto di pelle! Она омерзительна! Омерзительна! Ни капли раскаяния! Ни намека на извинения! Она даже находила оправдания… Как он мог связаться с ней? Ведь это не женщина, это посмешище! А ее тошнотворные фотографии! А ее… персиковый чай.

Карла слушала, не соглашаясь. Не то чтобы ей очень понравилась Беренис, но назвать ее «посмешищем» язык не поворачивался.

— Зря ты ей нагрубила, — упрекнула она сестру. — Ей было нелегко с нами разговаривать, и…

— Нелегко! Да она наслаждалась моментом! Таких самодовольных и самовлюбленных людей я в жизни не видывала. Заметила, какие книги она читает?

— Нет, — солгала Карла.

— Абсолютно идиотские! Хиромантия и диеты.

— Ну, мы любим людей не за то, какие книги они читают.

— Разве?

Карла вспомнила Халеда с его астрологическими таблицами, гаданием по числам, спортивными журналами и пожала плечами.

На улице, перед домом Беренис, велись дорожные работы. Сестры, раскрыв зонты, остановились посмотреть. За наспех сооруженным ограждением, обтянутым ярко-оранжевой сеткой и утыканным предупредительными оранжевыми огнями, зияли две большие ямы, каждая шириной около двадцати метров и длиной метров пятьдесят. На дне ям виднелись старые трубы, покрытые коростой ржавчины. Посреди стройплощадки осанистая бетономешалка ритмично попыхивала белым паром. Рабочие второпях покинули площадку, когда начался дождь: на плотницких козлах стояла банка кока-колы, а на шатких дощатых мостиках, перекинутых через ямы, валялись пластиковые ведра с привязанными к ним веревками.

— У тебя когда-нибудь возникали подозрения, что отец изменяет маме? — спросила Карла. Роза покачала головой. — У меня тоже. В газетах иногда писали что-то такое…

— Писали. Но я всегда думала, что это грязные выдумки правой прессы.

— И я так думала. Помню, однажды, когда я была еще маленькой, в какой-то газете папу назвали «известным дамским угодником». Я спросила маму, что это значит, и она ответила: «Это значит, что папа всегда обращается с женщинами как истинный джентльмен». — Карла засмеялась. — Какой же я была наивной!

— Нет! — горячо возразила Роза. — Доверять своему отцу и не сомневаться в его преданности матери — это не наивность. Не твоя вина, что наш папа оказался не тем, за кого мы его принимали.

— Но он всегда был порядочным человеком…