Юсси достиг такого возраста, когда видевшие его ребенком еще могли бы узнать его сейчас, а видевшие его в последние годы жизни, пожалуй, тоже узнали бы его, предстань он им таким, каким был в то утро. Можно сказать, это были его первые отчетливые шаги навстречу судьбе, ожидавшей его за далью лет.
III. К зрелости
Хозяин, старый, тщедушный мужичонка, лежал в кровати и молча посматривал на них, явно не намереваясь вмешиваться в это дело. Мина терялась в догадках, Юсси вилял и улыбался, но толком ничего не объяснял.
Нескрываемое изумление Мины прямо-таки бесило его. Почему он не может чувствовать себя здесь как дома? Это был бы самый простой выход из положения. Наконец Мина сказала:
— Ну ладно, ложись вот тут, рядом со стариком, откуда б тебя ни принесло. — И принялась одеваться.
Сняв сапоги и куртку, Юсси лег на место, которое только что освободила Мина. И вот он лежал теперь рядом с безмолвным стариком в этой ветхой избушке, где ему случалось бывать и раньше, когда надо было передать какое-нибудь распоряжение хозяина. Только тогда он являлся сюда словно откуда-то свыше — из Туорилы.
После бессонной ночи и стольких бурных потрясений он казался себе каким-то странно чужим, внезапно возникшая зависимость от этого дома была противна и, пожалуй, даже заставляла жалеть о случившемся. Когда он заснул, ему пригрезилась родная Никкиля — совсем как наяву, ничуть не изменившаяся. Это усталый мозг породил иллюзию, чтобы дать себе отдых и хоть на миг облегчить измученную душу от гнета тяжкой действительности последних лет, давившей на нее с того самого утра, когда от крыльца дома Никкиля отъехали груженые санки. Давно это было, очень давно… И вот Юсси крепко спит, как, пожалуй, не спал ни разу за все эти семь лет, и уже ничего не «видит» во сне, хотя где-то глубоко в подсознании горечь настоящего уже отходит в прошлое, и он всем своим существом устремляется навстречу будущему.
Его жизнь круто переломилась, теперь опять надо начинать все сначала. Впереди — долгие, тщетные годы, они ведут к грядущим, неведомым временам. Не было бы лучше, если б его жизнь на этом оборвалась?..
Он спал беспробудно до самого вечера. Проснувшись, он прежде всего заметил, что лежит полуодетый и что все вокруг выглядит как-то странно и неестественно: утра не было. Загадочный старик, хозяин избушки, сидел на скамье у печки, Мина хлопотала по дому и что-то длинно рассказывала. Сыновья — младший, Куста, и старший, Исакки, — сидели за столом и ели; судя по всему, они только что вернулись домой. Юсси вновь ощутил новизну своего положения здесь, в этом жилище, среди этих людей, а именно: что даже перед такой бедностью ему теперь не приходится задирать нос… Проснулся он так тихо, что никто этого не заметил; тогда, следуя какому-то безотчетному побуждению, он шевельнулся, как во сне, и сделал вид, что продолжает спать. Доверительным тоном Мина рассказывала своим:
— …Я говорю: он сейчас у нас, а я пришла разобраться, в чем дело. Я, дескать, не хочу содержать у себя ничьих батраков. Я, дескать…
— Ну, а Туорила что сказал? — спросил Исакки, уткнувшись в кринку с простоквашей.
— А только и сказал, что ему, мол, все равно, где он, этот выродок. А я говорю: ведь не выгоните же вы своего сродственника так, без ничего, дадите же вы ему что-нибудь еще, окромя той рвани, что на нем. Дескать, должна же у него быть еще одежонка, раз он вроде как работал у вас. Не буду же я держать его у себя совсем задарма! Дескать, в один день нам уж никак не сбыть его с рук, и если у него что есть — я, конечно, отнесу. Я, мол…
Болтовня эта успокоила Юсси. Он понял: Мина ходила на Туорилу. Все, что еще тревожило его, отпало. Она действительно принесла ему одежду, но об истории с гайками ничего не сказала. Куста ел себе и помалкивал.
— А денег он нисколько не дал? — спросил Исакки.
Юсси хоть и лежал с закрытыми глазами, но почувствовал, как Мина взглянула на него и потом только ответила:
— Потом, значит, я сказала хозяину: не худо бы дать ему и деньгами что-нибудь. А он, значит, мне на это говорит: пусть, мол, сам приходит за своими деньгами. А я, значит, ему говорю: этого от парня долго ждать — это я-то ему говорю, и тогда, значит, — хозяйка пошла и принесла двадцать марок, только ему об этом молчок.
Мина кивнула в сторону кровати, где лежал Юсси, и, помолчав немного, продолжала прежним голосом: