Праведник поневоле

Пен тихо рассмеялась остроумной шутке, и взгляд обращенных на нее глаз Корнелла Уидерби наполнился теплом. По-видимому, Данте не ошибался насчет их особых отношений.

Бьянка критически присмотрелась к Корнеллу Уидерби – недурно сложенный, среднего роста, он, однако, держался как-то чересчур прямо, как будто в его позвоночник был вставлен металлический прут. В нем абсолютно не ощущалось той легкости и небрежности, так свойственной поэтическим натурам. Лицо его, обрамленное белокурыми волосами, выглядело, пожалуй, немного длинноватым, но, в общем, он был довольно красив. Вероятно, ему лет двадцать пять, решила она.

То обстоятельство, что он ухаживал за замужней женщиной, для Бьянки в ее размышлениях о том, подходит ли он Пен, не имело никакого значения; гораздо важнее, что, судя по выражению его обращенных на Пенелопу глаз, он был очень увлечен ею.

В глазах Верджила Дюклерка Бьянка никогда не замечала такого выражения, даже когда он смотрел на Флер, – виконт Леклер разглядывал любую женщину так, словно выискивал у нее недостатки.

Разве что за исключением тех случаев, когда он слушал ее пение… Или когда собирался поцеловать ее, снять с нее платье.

Или…

– По крайней мере, эти политические дискуссии дают работу вашей типографии, – резюмировала миссис Гастон.

Уидерби вздохнул:

– Я взялся их печатать лишь с тем, чтобы поддержать литературное творчество. Будь моя воля, я бы распорядился принимать к печати только поэтические произведения. Однако издание политических брошюр – очень хорошее подспорье в серьезной работе, равно как и покровительство таких героических дам, как вы.

Миссис Гастон, по-видимому, была весьма польщена этими словами, как и тем, что всеобщее внимание вновь обратилось на нее.

– Отмены закона требует нравственность. Запрещать свободным гражданам свободно собираться и объединяться незаконно, – проговорил Сент-Джон.

– Если они так недовольны, то пусть уезжают, – вновь вступила в беседу миссис Гастон. – Обеспечьте оппозиционерам свободный выезд в Новый Южный Уэльс[6]. Не понимаю, отчего никто не предложит такой билль. Мне кажется, это резонно.

– Предоставьте каждому человеку право голоса, чтобы люди могли влиять на свое будущее, и недовольства станет меньше, – заметил Сент-Джон.

– Вы хотите сказать, что манчестерский сброд вправе диктовать законы? – Лорд Кейн скривился. – В палате общин и так достаточно радикалов и ирландцев.

Пен послала Сент-Джону умоляющую улыбку, и коммерсант прикусил язык, сдержав резкое возражение, которое уже готово было сорваться с его языка.

– Население Манчестера не сброд, – быстро возразил Верджил. – Эти люди помогают Англии стать богатейшей нацией мира. Такие промышленные города, как Манчестер, не могут быть лишены избирательных прав из-за законов, составленных для маленьких городков в незапамятные времена. Парламентская реформа неизбежна.

Пен, красноречиво посмотрев на брата, сделала большие глаза, выражая недовольство тем, что он поддерживает спор.

С лордом Кейном, казалось, вот-вот случится апоплексический удар.

– Будь я проклят! Если вы поддержите это, Леклер, то станете предателем собственного рода. Северные городишки – мерзкие грязные местечки, которые кишмя кишат фабриками и машинами, где людишки без роду и племени богатеют на постыдной торговле. Я слышал, там хуже, чем в Лондоне. Нет, выдайте мне чистый деревенский воздух и хорошую охоту! Мы никогда не допустим, чтобы они отняли у нас это.

Пенелопа, выбрав момент, попыталась прекратить дискуссию:

– А как в этом году вы собираетесь разнообразить время в вашем поместье? Будете снова устраивать вашу великолепную охоту?

– Надеюсь, хотя постоянно приходится бороться с браконьерами. Пять человек пришлось привлечь к суду…

Перемена разговора позволила Бьянке отдалиться от Верджила, и, извинившись, она ретировалась.

Менее озабоченные политикой люди рассредоточились по залу. Найджел, стоя возле окна, беседовал с Каталани и миссис Манли. Кузен тепло и призывно улыбнулся проходившей мимо Бьянке, приглашая ее присоединиться к их кружку, но она предпочла примкнуть к Диане Сент-Джон, Шарлотте и Данте.

Они обсуждали детей Сент-Джонов; при этом Данте выказывал к шалостям обоих мальчиков гораздо больше интереса, чем от него можно было ожидать. Однако вскоре после появления Бьянки он подсел к ней, предоставив дамам продолжать беседу без его участия.

– Вы нынче необычайно молчаливы, – тихо заметил он. – Надеюсь, причина вашего смятения не мое неприличное поведение.

Бьянка почти забыла о поцелуе в библиотеке.

– Меня подавляет обилие новых лиц, и я не знаю, о чем с ними разговаривать.

– А ведь Сент-Джон занимается тем же, чем занимался ваш дед, – морскими перевозками, так что у вас с ним есть нечто общее.

Дэниел Сент-Джон отделился от лорда Кейна и теперь приближался к ним.

– Послушай, Дэниел, ты ведь знал Адама Кенвуда, не так ли? – спросил Данте, стремясь помочь Бьянке.

– Я познакомился с ним в свое первое плавание, еще совсем молодым, когда юнгой отправился на одном из его кораблей. Это произошло задолго до того, как он переключился на финансы.