Праведники

— Он не еврей, — повторил ребе и скомандовал своим помощникам: — Оденьте его. Хорошие новости для вас, мистер Митчелл. Теперь я верю, что вы не федеральный агент и не переодетый полицейский. Признаться, то, как вы вели себя в Краун-Хайтсе, навело меня на такую мысль. Но я хорошо знаю господ из силовых ведомств. Посылая своего агента в нашу общину, они, во-первых, снабдили бы его специальной аппаратурой, укрытой под одеждой, а во-вторых, позаботились бы о том, чтобы этот агент был этническим евреем. И решили бы, что поступают очень хитро. Наверняка там служит какой-нибудь агент Голдберг, считающий себя «специалистом по хасидам». Федеральные власти уверены, что только такой подход может принести успех. К исламским террористам они подсылают арабов, к хасидам — евреев. Но вы не еврей, а это значит, что вы не работаете на федералов.

На Уилла вновь натянули штаны и застегнули ремень. Действительно хорошая новость — он не федеральный агент и не переодетый полицейский. Это его заметно приободрило. Сердце стало биться ровнее, пульс вернулся к норме, побелевшие было от напряжения губы сами собой разжались, а ощущение только что пережитого унижения притупилось.

— Я вижу, вы испытали облегчение, мистер Митчелл. Я рад этому. Но, боюсь, ваши приключения еще не закончились. Скажу больше — они только начинаются. Вы не работаете на федералов, это факт. Но это значит, что вы работаете на других. На тех, кто гораздо хуже федералов. И вот это, мистер Митчелл, очень плохая новость для всех нас.

ГЛАВА 17

Пятница, 21:22, Краун-Хайтс, Бруклин

Раздумывать над последними словами ребе ему никто не позволил. Кто-то резко ударил его сзади по ногам, и Уилл рухнул на колени. Руки, заведенные за спину, задрали вверх, и Уилл стал валиться лицом вперед…

Через секунду его голова ушла в воду по самую макушку. Вода была ледяная. Она мгновенно сжала холодом черепную коробку будто клещами. Уилл не успел вовремя закрыть рот и едва не захлебнулся. Вдобавок вода залилась в ноздри. Он отчаянно забился и замычал, но все было бесполезно. Ему не удалось приподнять голову над водой даже на сантиметр. Молодой израильтянин — или кто там был на его месте — держал его мертвой хваткой.

Уилл не знал, сколько времени его продержали под водой. Видимо, секунд пятнадцать — двадцать. Но этого хватило. Когда он вновь смог вдохнуть воздух, Уилла чуть не вырвало. Проглотив спазм, он уже раскрыл рот, чтобы что-то крикнуть, но в следующее мгновение вновь ушел под воду.

На сей раз он инстинктивно задержал дыхание, но с температурой воды ничего поделать не мог. Даже в снежном сугробе, наверно, и то теплее. Голова мучительно ныла. Казалось, что ее зажали в тиски, которые медленно сжимают.

Господи! Что это? Бассейн? Холодильник? Ручей? Туалет? Уилл был благодарен тугой черной повязке на глазах. Он не сомневался в эти мгновения, что, если бы не она, его глаза давно бы вылезли из орбит.

— А теперь, Том, — услышал он сильно приглушенный и искаженный толщей воды голос, — может быть, мы наконец поговорим откровенно?

Его вновь выдернули на воздух. На сей раз Уилл не смог сдержать позыв к тошноте, и его вывернуло так, что закололо в боку. Его всего трясло, зубы стучали…

— Если я ничего не путаю, это уже ваш второй за сегодняшний день визит в микве, не правда ли? Если так пойдет и дальше, вы можете стать одним из самых ревностных хасидов, Том. Шимон объяснял вам смысл и значение этого омовения? Это святое место. Здесь человек очищает тело и душу. Мы входим в микве, облепленные с ног до головы грехами и пороками. И выходим чистыми. Грехи, пороки, ложь и лжесвидетельство — все это остается здесь. Вы меня понимаете, Том?

Уилл никакие мог унять дрожь во всем теле. Рубашка промокла насквозь, с волос за шиворот бежали ледяные струйки, он не мог вдохнуть полной грудью — ему было больно напрягать скованные холодом легкие. Зубы мелко стучали, язык отнялся.

— Я буду настаивать на вашей искренности, Том. Игры кончились. Вас макнули дважды. Если этого вам показалось мало для того, чтобы отыскать правду в своем сердце, мы макнем вас еще несколько раз. А потом еще. Нам торопиться некуда. Мы будем макать вас в воду до тех пор, пока вы не раскроете нам свою душу. Вы меня понимаете?

Уилл не мог говорить. И его снова окунули в воду. На сей раз он уже не почувствовал собственно холода. Его погрузили словно не в воду, а в гигантскую игольную подушку, ощетинившуюся крошечными стальными остриями. Боль, мучительная боль пронзила его с головы до пояса.

— На кого вы работаете, Том? Кто послал вас сюда?

— Я журналист… — задыхаясь, не своим голосом отозвался Уилл, вынырнув в очередной раз.

— Мы это уже слышали. Кому потребовалось, чтобы вы побывали в Краун-Хайтсе? С какой целью вы здесь?

— Я говорил…

В воду. На сей раз стражник перестарался — а может, сделал это нарочно? — и отправил Уилла в ледяную баню по самый пояс. Вода затекла под ремень штанов и проникла в пах.