Праведники

— Я знаю, Уилл, знаю. Великий ребе умер два года назад.

ГЛАВА 21

Суббота, 06:36, Манхэттен

Они нежились в широкой белоснежной постели. В раскрытые окна вливалось тепло солнечного утра. Им повезло поселиться в красивом отеле, расположившемся в колониальном особняке прошлого века. С улицы долетали чьи-то голоса, гудки машин, выкрики торговцев фруктами, под потолком лениво летал заблудившийся комар. Они с Бет еще не отдышались после сладостного утреннего секса. Влажные от пота тела приятна утопали в прохладных простынях, на душе было легко…

Уилл вздрогнул и проснулся. Постель была пуста. Собственно, это была не постель, а выцветший красный диванчик в студии Тиши. Она сама устроилась на раскладушке за ширмой. Когда раскладывала ее, смущенно обронила:

— Я часто ночую здесь… когда заработаюсь…

Ожесточенно потерев ладонями лицо, Уилл включил карманный компьютер. Писем от похитителей не было. Зато пришло сразу два письма от Хардена и несколько записок от отца, который умолял Уилла связаться с ним и не держать его в томительном неведении. Телефон валялся на стуле мертвый и погасший. Зарядка кончилась, еще когда он был у Тома.

Он прошлепал к барной стойке, рассчитывая отыскать там мобильный Тиши. Отыскал и обрадовался — он был той же марки, что и его. Значит, где-то здесь у нее должна быть и зарядка. Рыская вокруг, он наткнулся на ее вчерашний этюдник. Никаких записей на нем, против его ожидания, не оказалось. На листе бумаги было выстроено нечто вроде генеалогического древа или модели молекулы — маленькие кружочки, соединенные прямыми и косыми линиями.

Тупо уставившись на этот затейливый рисунок, он вдруг вспомнил о самом главном, что она сказала ему вчера, — ребе давно умер. Все эти портреты и упоминания, которые буквально лезли ему на глаза в Краун-Хайтсе, трон в синагоге… все это, выходит, рассказывало о человеке, который вот уже два года как находился в могиле?

Тиша рассказала ему, что ребе умер тихо и мирно — во сне. Его кончина погрузила в скорбь не только маленькую общину в Краун-Хайтсе, но и весь иудейский мир. В последние годы его жизни о нем все говорили не просто как о духовном лидере хасидов, но именно как о реинкарнации мессии.

— Иудеи верят, что в каждом поколении людей рождается человек, способный стать мессией, — рассказывала Тиша. — Это вовсе не значит, что именно он станет мессией, но если Господь посчитает, что пришло время, ему будет на кого возложить эту роль.

— И тогда этот человек станет «Мошиах»?

— Да, тогда этот человек станет мессией. Ребе был кандидатом. По мере того как его авторитет рос, люди постепенно стали приходить к выводу, что именно он станет тем, о чьем пришествии они мечтали. «Близится время, мы еще застанем», — говорили старики вокруг, когда я была маленькая. Честно сказать, я думаю, что ребе поощрял такие разговоры и умонастроения. Подогревал их.

— Он любил власть и славу?

— Как сказать… Ребе жил подчеркнуто скромно. Занимал всего несколько комнат, да и те были обставлены почти по-спартански. После смерти жены он с головой погрузился в изучение религиозных трудов. Нередко засыпал за книгой. Правда, всем известно, что он уделял сну очень мало времени. Два-три часа в сутки. Просыпаясь, просто включал лампу и продолжал работать. Не забывал, впрочем, и о делах земных. Писал… точнее, надиктовывал письма во все концы света, наставлял на путь истинный всех, кто к нему обращался, предлагал помощь и поддержку… Вот ты думаешь, что хасиды — это нечто вроде секты? А тебе не приходило в голову, что по уровню — организации и распространенности — своего влияния хасидская община подобна интернациональной корпорации? Почти нет такого города на земле, где бы не было представительства хасидов. Даже в самых глухих и заброшенных уголках планеты, где и евреев-то отродясь не бывало, всегда найдется хасидский проповедник. На случай, если туда забредет какой-нибудь путник-единоверец и ему потребуется совет, помощь или кошерная пища. Ребе мог сказать кому-нибудь: «Поезжай в Гренландию». И люди ехали. Я затрудняюсь четко определить его статус в общине… Нечто среднее между председателем совета директоров крупной компании и команданте в армии революционеров-подпольщиков. — Тиша улыбнулась. — Он был Биллом Гейтсом и Че Геварой в одном лице. И прожил, между прочим, почти до ста лет.

Уилл вновь вызвал в своей памяти испещренное морщинами лицо седобородого старца. Хорош революционер…

— Но когда он умер, это поначалу стало крушением надежд для тысяч хасидов. Трудно стать мессией, если ты лежишь в гробу, не так ли?

— Пожалуй…

— Вот ты и не прав! Со временем его наиболее твердые в вере приверженцы зачастили, на кладбище, где стали проводить целые сутки напролет. Когда их спрашивали, зачем они туда ходят, они отвечали: «Мы ждем».

— Кого?

— Ребе, разумеется. Они ждали того момента, когда ребе восстанет из мертвых и все-таки исполнит свое предназначение.

— Ты уверена, что мы сейчас говорим об иудеях, а не о христианах?