— Ты бы видела, с какой детской искренностью они настаивали на этом!
— Поначалу они опасались, что ты был подослан к ним федералами. Почему они так боятся федералов? Неужели в связи с похищением Бет? Я думаю, похищение тут ни при чем. Скорее всего у них полно других причин опасаться внимания спецслужб. Так, во всяком случае, все это выглядит. В качестве рабочей гипотезы предположим, что они занимаются чем-то незаконным и боятся разоблачения.
Уилл вдруг вспомнил Монтану, Пэта Бакстера и наводнение… Это было всего пару дней назад, а кажется, что в прошлой жизни.
— В конечном итоге они сняли с тебя это подозрение. Естественно, дело не в том, что они не нашли у тебя никакой спецаппаратуры. Они правы в другом: федералы подослали бы к ним правоверного иудея. Однако то, что ты не работаешь на ФБР, вовсе не успокоило их. Скорее напротив — испугало еще больше. Именно после этого тебя и стали топить. Вопрос — почему? Как они тебе сказали? «Ты не работаешь на федералов, но это значит, что ты работаешь на других, которые гораздо хуже федералов». Так? О ком это они? О враждующей с ними секте хасидов? О конкурирующей группировке похитителей?
Уилл подавил вздох разочарования. Вот уже десять минут Тиша рассуждала о том же, о чем он думал уже полдня. Ничего нового, никакой зацепки… Его это начинало всерьез раздражать.
— Что означают все эти хитрые еврейские словечки, которые я слышал? — спросил он.
— Пикуах нефеш? Деятельность во спасение человеческой души. Обычно этот термин используется в тех случаях, когда требуется оправдать некие отступления от канонов веры, на которые люди идут из благих побуждений. Именно про пикуах нефеш вспоминают, когда кто-нибудь спрашивает, например, почему кареты «скорой помощи» продолжают разъезжать по еврейским городам во время Шаббата. В твоем случае термин был употреблен в качестве угрозы насилия. Ярлык «родеф» страшен. Если ты родеф, иудей имеет право лишить тебя жизни.
Уилл поморщился.
— Он еще спросил: «Какой сегодня день? Шаббат шува?»
— Правильно. Покаянная суббота — самая главная в иудейском году. Кстати, она действительно сегодня. Она наступает после рош-хашана, Нового года, и перед Йом Кипур, днем Всепрощения. Сейчас у иудеев в самом разгаре декада Покаяния. Очень важное время. Особенно в представлении ортодоксальных иудеев, каковыми являются хасиды. Я не совсем понимаю, что твой дознаватель имел в виду, когда говорил «осталось всего четыре дня». Действительно, до Дня всепрощения осталось четверо суток, но в том контексте эти слова прозвучали как окончание некоего срока. Дело в том, что День всепрощения не подводит какие-то итоги в жизни людей, это лишь символическая дата, к ней трудно приурочить какие-то важные события. Я думаю, он имел в виду нечто другое. Как он тебе сказал? «Причина всего случившегося серьезна настолько, что вам даже не дано это вообразить. На весах лежит все то, во что вы верите, во что мы все верим. Сама жизнь. Ставки высоки, как никогда…»
— Другими словами, ты не знаешь, что и подумать?
Тиша вновь обратилась за советом к своему этюднику, еще больше наморщив лоб. Через минуту она подняла глаза от своих записей и вздохнула.
— Ты прав, не знаю.
— Тогда расскажи мне про ребе.
— Ах да, совсем про него забыла. Это еще одна загадка, Уилл. Припомни, пожалуйста, он тебе как-нибудь представился? Назвал себя?
— Он даже ни разу не позволил мне взглянуть ему в глаза.
— А с чего ты взял, что перед тобой был ребе?
— Его все ждали в той синагоге. Так ждали, что я тебе и описать не могу! А потом, когда уже почти дождались, меня вдруг утащили в ту комнату. Эти громилы сказали, что со мной будет говорить «учитель». И намекнули, что подчиняются его воле. Как он скажет, так они со мной и поступят.
— Ты говорил, что в синагоге кто-то подкрался к тебе сзади, положил на твое плечо руку и сказал: «Считай, мой друг, что для тебя все уже закончилось». Так? Ты запомнил тот голос? Это был голос того же человека, который приказал пытать тебя?
— Кажется, да…
— Если предположить, что это был ребе, как ему удалось незаметно подойти к тебе в синагоге, где все только его и ждали? Так, что никто вокруг не обратил на него ни малейшего внимания? Ты говоришь, что они там все неистовствовали как одержимые. И это они еще не видели ребе. А что стало бы с ними, если бы они увидели, что он уже среди них?
— Там была такая толпа… в ней можно было затеряться даже слону.
— Нет, Уилл. Ты сам сказал, что они боготворят его, называют мессией. Никто не позволит мессии шнырять посреди паствы, оставаясь незамеченным. Так не бывает. Вспоминай, он представлялся тебе? Он говорил, как его зовут?
Уилл смутился. Действительно, тот человек не назвал своего имени. Ни разу. Просто его появление удивительным образом совпало с безумной сценой в синагоге и с размышлениями Уилла о ребе…
Он покачал головой.
— А ты сам обращался к нему как к ребе?
А и правда… Уилл мысленно назвал его именно ребе, а вслух? Хоть раз он обратился к нему вслух по имени?
— Нет. Что ты хочешь этим сказать? Что этот человек не ребе?
— И никогда им не был.
— Откуда ты знаешь?