Праведный грех

Наступил вечер. Возвратился пропахший соляркой и машинным маслом Головин. Как обычно поужинал, управился по хозяйству. Со Светланой был холодно сдержан, словно между ними ничего не произошло. Ее душила обида. Отказалась смотреть телевизор, тихо ушла в свою комнату. Он тоже вскоре удалился в спальню.

«Господи, что я совершила? Обещала ведь Андрею, ждать и ни с кем не любезничать. Что я ему теперь напишу? – размышляла она, поняв, что после случившегося переписка потеряла смысл. – Я неспособна ему солгать, да и какой в этом резон».

Андрей, сын бригадира тракторного парка Назара Остаповича Хвыли, был старше Светланы на три года. Перед призывом в армию они встречались на свиданиях не более полугода. Вели себя скромно и сдержанно, лишь один раз она позволила поцеловать себя в губы, а не в щечку, как обычно. Затрепетала, когда Андрей, охваченный желанием, сомкнул на ее тонкой девичьей талии руки и прижал к себе.

«Что теперь делать с солдатскими письмами? Сжечь? – размышляла Ермакова. – Нет, пусть останутся, как память о несбывшейся мечте, ведь в них душа и тепло Андрейкиного сердца». Ее душили слезы обиды и разочарования. Она металась по комнате, как дикая птица в тесной клетке, но вкусив запретный плод, не в силах была устоять перед соблазном. «Надо было с мамкой поехать и тогда бы ничего не случилось, – размышляла Ермакова. – Сама виновата, могла бы уговорить, настоять, а не доверять Федору. Все он правильно рассказал, сначала было немножко больно, а потом словно мед по всему телу разлили. Как интересно и сладко, когда твое тело ласкает сильный и нежный мужчина, как хорошо делает и хочется снова испытать наслаждение».

Федор выждал момент, когда Светка отлучилась к Хрумкиной. Вошел в ее комнату, отбросил покрывало на ее постели. Достал из кармана флакон с порошком и слегка припорошил простыню. «Теперь полный марафет, сама ночью, как ошпаренная кипятком, прибежит и бросится на шею», – с удовлетворением подумал он. Второй флакон с порошком Головин прятал в кабине трактора. Планировал в один из погожих дней, самостоятельно или со Светкой съездить на берег Азовского моря в Каменку. Выловить и высушить медуз, пополнив запас, эффективного биостимулятора. Ведь впереди долгая зима.

Вечером, ворочалась в постели, стиснув зубы, Ермакова уговаривая себя: «Ни шагу в спальню матери». Но жгучее воспоминание воскресило в ней сладкие ощущения минувшей ночи. Она чувствовала, что неспособна устоять перед охватившим ее желанием. Федор разбудил в ней дремавшую неуемную страсть.

Ощутила зуд и приятное жжение в промежности. С приливом крови вспыхнуло неодолимое возбуждение и желание, словно кто-то невидимый включил тайный механизм. По телу пробежала дрожь, а в паху стало тепло и томно, как под струями горячего душа. Светлана невольно потянулась рукой к лобку и пальчиками бережно погладила мягкий ворс.

И на эти ласки, охваченное желанием и страстью, тело отозвалось приливов пульсирующей крови, зашумевшей в ее висках.

«Нет, Света, остановись, нельзя, что ты делаешь, опомнись», – подсказывал ей здравый разум.

«Утоли мою жажду в сладости и неге», – властно требовало непокорное, молодое и горячее тело, созревшее для зачатия новой жизни и хмельных утех. И, если зачатия, выбирая неопасные периоды или предохраняясь другими способами и средствами, можно избежать, то сладость утех, толкающая мужчин и женщин в объятия, гарантирована.

Мудрая природа и высший творец предусмотрели соблазнительный и безотказный механизм воспроизводства себе подобных, рода человеческого. Такой принцип действует и в мире других живых организмов. Возможно, и растений в процессе опыления соцветий.

Вкусившая запретный плод, Ермакова об этом знала и остро желала, чтобы снова повторилась ночь любви со страстными поцелуями и ласковыми словами, медленными и быстрыми проникновениями в ее тело. Она держала ладонь на полыхающем жаром лобке, понимая, что тело, словно отделившаяся от ее разума субстанция, вышло из подчинения, не реагирует на приказы сознания. Оно пронизано и пропитано сладкой отравой, неудержимо рвется из маленькой спальни, в которой Светлана тщетно пыталась скрыться. По ее чувственному телу пробегали волны непреодолимого желания. Она подошла к двери. Прислушалась – тихо.

С охватившим ее страхом подумала: «А вдруг Федора нет? Мать ведь предупреждала, что он может уйти к другой женщине. Странно, зачем ему уходить, если я здесь, рядом. Приду по первому зову, ноги сами приведут». В душе устыдилась своего тайного желания. Возвратилась и села на кровать, взяла книгу, полистала и положила на тумбочку. Растревоженная и неутоленная плоть настойчиво напомнила о себе.

«Однако, где Федор?» – Светлана подошла к двери и легонько поскреблась ноготками о дерматин. Прислушалась и с замиранием сердца услышала голос отчима:

–Что там за мышка-норушка, мне спать не дает и сама не спит?

– Дядь Федя, это я, – с мольбой и дрожью в голосе отозвалась она.

–Заходи, Света. Я думал, что ты устала или обиделась, решил тебя не беспокоить, – произнес Головин.