Правек и другие времена

Успех «Правека» — это, однако же, не только цифры, но и та неуловимая аура, которая начала окутывать писательницу и создавать личную связь между ней и читателями. Уже не говорили «Токарчук», только «Ольга» — как о ком-то знакомом и близком. Снисходительно пожимая плечами, смотрели на тех критиков, которые упрямо пытались трактовать «Правек» как популярную литературу, а не высокохудожественную. Для поклонников прозы Ольги ее книги уже не были объектами оценки, они были частью жизненного опыта. Ее повести обсуждали, перечитывали вновь и вновь, делали частью своей жизни. Росли ожидания, но появилась также и радостная готовность принять от нее любую книгу, даже самую далекую от всех предвкушений. В этом можно было убедиться несколькими годами позже, когда на рынке появилась новая художественно-автобиографическая книга «Дом дневной, дом ночной» (1998) — замечательная и весьма своеобразная, — а также сборник рассказов «Игра на многих барабанах» (2002).

Необыкновенная аура возникла, скорее всего, потому, что Ольга соединила в своем творчестве вещи, казалось бы, противоречивые: она пишет просто, но сочетает простоту с мудростью; создает произведения нетривиальные, однако их читают люди, которые редко берут в руки даже газету; повествует о вещах необычных, но чудесность заключает в рамки обыденности. Таким образом, Ольга Токарчук возродила веру в то, что литература может быть доходчивой и вместе с тем глубокой, простой, но жизненно важной, значительной, но не сложной. Именно поэтому создательница «Правека» любима одновременно и феминистками, и приверженцами патриархальной традиции, ее печатают и в небольших журналах молодых литераторов, и в общенациональных изданиях с огромными тиражами, ей присуждают премии и искушенные члены жюри, и простые читатели в плебисцитах. Иными словами, Ольга Токарчук представляет собой феномен: она обращается ко всем нам, но у каждого складывается впечатление, что она говорит лично ему.

Радость писания, радость чтения

«Мне всегда хотелось написать такую книгу, как эта», — призналась автор в одном из интервью после выхода «Правека». Реакция читателей на новый роман была равносильна высказыванию: «нам всегда хотелось прочитать такую книгу, как эта». Совершенно очевидно, что состояние зачарованности было и с той и с другой стороны.

Радость писания возникает, наверное, благодаря открытой в себе способности творения мира. Радость чтения — благодаря открываемому многообразию этого мира. Книга, состоящая из восьмидесяти четырех глав, позволяет интерпретировать себя самыми различными способами, укладываясь каждый раз в несколько иное, но всегда связное и интересное целое. У читателей настоящего издания, наверное, возникнет много собственных трактовок. К их концепциям я хотел бы добавить несколько своих: Правек как эпопея на тему польской истории, как фамильная сага, как гностическая повесть о плохо устроенном мире и, наконец, как созданная Токарчук оригинальная мифология повседневности.

«Время некоторых племен дополняется», или «Правек» как эпопея

Эпопея — это всеохватное повествование, реалистическими средствами изображающее общество на фоне важных исторических перемен. В результате таких перемен — например, религиозной, промышленной, политической или нравственной революции — общество теряет живой контакт с прошлым: войны, инфляции, промышленные перевороты становятся причиной того, что меняется форма жизни. Традиция внезапно оказывается «старинной повестью», которая ничего уже не объясняет. То, что некогда диктовало правила жизни, становится предметом воспоминаний.

Книги Ольги Токарчук, безусловно, не следует сопоставлять с шедеврами европейской или мировой литературы, такими, как, например, «Тихий Дон» Михаила Шолохова, «Ночи и дни» Марии Домбровской, «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса. С другой стороны, жанровое сходство «Правека» с этими эпопеями — взятыми из весьма разных периодов и культурных пластов — слишком явственно: время действия, охватывающее целую эпоху (мы наблюдаем Правек с 1914-го по 1990-е годы), собирательный образ общества на переднем плане, сюжет, за которым стоит история распада.