За завтраком Дорис не изменила тактики и продолжила вести себя как накурившаяся травки счастливая мамочка. Но иногда даже такой змее как Дорис не удавалось скрывать свою истинную натуру. Ее слова имели два значения, невинные комментарии скрывали в себе пассивную агрессию, а взгляд. Здесь лучше промолчать. Потому что ее глаза излучали только тихую угрозу, и как только Джефри не замечал этого? Я всерьез опасалась, что поздним вечером, когда Фостера не будет дома, она прикончит меня.
Джефри единственный мужчина в ее жизни, который любит ее особой любовью: чистой и невинной, ведь он ее сын. Полагаю, она не собиралась терпеть то, что он дарит свою любовь кому-то еще.
– Я так рада, что ты выбрала первое платье, оно идеально! Во втором ты выглядела бы как отъевшаяся лосиха, цвет отвратительный и фасон совсем не твой, я хочу всего самого лучшего для невесты моего сына, – пропела Дорис, сразу после того, как смогла уговорить меня показать ей свадебные платья, из которых я выбирала и свой конечный выбор.
Я отодвинула от себя тарелку с недоеденным завтраком и откинулась на спинку стула.
– Ты видимо не расслышала, я выбрала не первое платье, а второе.
– Оу, – пряча улыбку, и с напускным виноватым видом промямлила она.
– Да, то самое, в котором я выгляжу как отъевшаяся лосиха.
Чертова дрянная сука. Она делала это специально. С каждым ее словом я надувалась от гнева и раздражения словно воздушный шарик.
– Можно я взгляну? – хмуро спросил Джефри, стараясь аккуратно взять мой телефон в руки, но я не позволила ему.
– Нельзя! Ты не увидишь его до свадьбы, – сказала я, мгновенно блокируя экран телефона.
– Почему?
– Потому что я так хочу, – фыркнула я, пресекая любые попытки Фостера сунуть свой нос в экран телефона. Он недоуменно вскинул брови, но не стал настаивать. Опустошил свою чашку с чаем и взглянул на наручные часы.
Черт! Именно этого и добивается Дорис. Я раздражаюсь и срываюсь на Джефри. Она хочет любыми методами испортить наши с ним отношения.
Нужно менять тактику.
Я поднялась из-за стола и подошла к Фостеру сзади, пригнулась и огладила широкие плечи, стальные мышцы которых ощущались даже сквозь плотную ткань его белой рубашки. А затем, обвив его шею и не отрывая провокационного взгляда от лица Дорис, я оставила поцелуй на его макушке.
– Ты увидишь все, когда придет время, и могу заверить, ты не останешься разочарованным, – шепнула я, касаясь губами его уха. Чистая кожа и небрежно уложенные волосы Джефри пахли просто идеально. Я уже не понимала, поднялась из-за стола, потому что хотела позлить Дорис или в очередной раз насладиться им.
– Ловлю тебя на слове, Барби, – ухмыльнулся он, перехватывая мои руки и усаживая меня на свои колени. В последний момент я заметила гримасу отвращения на лице Дорис, а затем Джефри полностью украл мое внимание своим поцелуем. Его язык очертил мою нижнюю губу, а затем на ней легко сомкнулись его зубы. Его рука властно обвила мою талию, а ладонь легла на мой живот, заставляя забиться в истоме большекрылых черных бабочек. И весь мир перестал существовать для меня. Только его губы, только вкус черного чая с мятой и запах его парфюма и свежей хлопковой рубашки.
– Мне пора на работу, – сказал он, отстраняясь и возвращая меня в холодный и жестокий мир. И после его слов отчего-то мое хорошее настроение испарилось. – Не скучай.
Я поднялась с колен Джефри. Он выпрямился и взял со стола свой телефон.
– Хорошего дня, милый. – Дорис вскочила со своего места и, обхватив лицо Джефри, поцеловала его в щеку.
Да-а. Ее соперничество со мной совсем не заметно.
Стоило Фостеру покинуть дом, как маска Дорис немного отстала от ее лица. Мама Джефри опустилась на стул и надкусила безглютеновый диетический хлебец, причмокивая своими губами.
Как же меня раздражало это ее причмокивание. Только из-за него мне хотелось пробраться ночью в ее спальню и залить клеем ее волосы. Но это была бы невыполнимая задача, такие как Дорис спят в гробу и с отрытыми глазами.
– Мой сын всегда был добр, даже к блохастым тварям, что прибивались к нашему дому.
Вот и испарилась ее доброта, и улыбка больше не разрезала лицо Дорис на две части. Что я говорила? Пассивная агрессия постепенно переходит в активную фазу. А значит, я была права. Дружелюбие Дорис было насквозь пропитано фальшью.
– Уж не о своих ли дружках ты говоришь?
– О ком ты, девочка? – ухмыльнулась она, откладывая в сторону хлебец и устремляя свой взгляд на меня.
– Ну как же, те, кому ты отдавалась за покрашенный потолок и новые трубы на кухне.
На лицо матери Джефри легла тень недовольства.
– Нет, я о несчастных маленьких дворняжках. Однажды он принес в дом облезлого и грязного щенка. Мой сын всегда был слишком добр, когда дело касалось убогих тварей, но разве стоит удивляться? Таким образом он восполнял любовь, которую ему не додавал отец.
– Или не додавала мать? – вскидывая бровь и едва сдерживая раздражение внутри, спросила я.
Губы Дорис изогнулись в победной улыбке.
– Ты ведь не о себе сейчас говоришь, девочка?