Она действительно остановилась.
Скрипнули петли ржавых дверей. Но никаких дверей не было.
- Жди! - умолял он, туман склизко коснулся ног. Майорин невольно отпрянул назад.
А стоит ли?
- Прошу тебя!
Я попробую. - Она зашла в туман. Последнее, что он видел, была прямая спина с пятью овальными шрамами на спине.
- Айрин! Стой!
Но туман уже спеленал его своими липкими лапами. Майорин задергался, стараясь вырваться, но руки и ноги были плотно связанны, а в голове гудело.
- Айрин! - прошептал он прежде, чем туман влился ему в рот и полез внутрь.
Туман оказался сухим и горячим. Жег небо, въедался в гортань, забил легкие. Майорин попытался откашляться, выплюнуть его, но туман въелся уже слишком глубоко.
Внезапно получилось. В горло полилась вода, заструилась по лицу и шее. Закашлял.
- Пей, давай. - Сказал незнакомый хриплый голос. - Глотай же!
Он глотнул. Кашель усилился. Туман внутри гас. Майорин осторожно разлепил веки.
- Очнулся. - Резюмировал стоящий над ним человек. Какое-то время колдун пытался сфокусироваться на его лице.
- Не признал? На еще попей. Сейчас я тебя развяжу. - Человек дал ему еще пару глотков и, отставив кружку, принялся за его путы. Колдун понял, что крепко связан. Его освободитель неловко возился с веревками на запястьях. Он действовал одной рукой, вторая висела плетью, стоило ей что-то задеть, как человек морщился от боли. - Я сначала думал, что ты мертвый. А потом ты начал стонать и с кем-то спорить. И звать мою сестру. Эй, Майорин. Ты онемел?
Он действительно почти онемел.
- Филипп?
- Признал-таки? - улыбнулся Филипп. Колдун кивнул, в худом лице не осталось ничего мальчишеского, Филиппу можно было дать все сорок, седые пряди расчерчивали полосками темные патлы и бороду. Появились носогубные складки, скулы остро торчали под запавшими глазами. - Думаю, я и сам бы себя не признал.
- Живой значит.
- Ненадолго. - Филипп справился с веревками. Майорин принялся разминать запястья. - С ногами уж сам. Я устал.
- Есть вода?
- Нашу я всю на тебя истратил.
- Возьми мою. - Раздалось из-за спины. - Я не хочу.
- Нет, Наля. Хочешь. - Ответил Филипп. - Пей.
- Я правда не хочу. - Спокойно ответил девчоночий голосок. - Господин колдун, возьмите.
Майорин обернулся, через решетку соседней камеры к нему тянулись тонкие ручки с деревянной кружкой.
- Не надо. - Просипел он. Девчонке было едва шестнадцать, на худеньком личике с задорно вздернутым носом блестели круглые синие глаза. Очень похожие на глаза ее матери.
- Ну и ладно. - Обиделась Наля, убрала кружку и повернулась к соседям спиной, прикрывшись широкими кожистыми крыльями. - Как хотите.
- Химера. - Майорин обалдело прикрыл открывшийся рот.
- Полностью сохранившая личность и разум. Налечка, ну не обижайся. - Филипп потянулся к ней здоровой рукой и коснулся крыла. - Я же о тебе беспокоюсь...
Он слушал, как Филипп утешает плачущую химеру, гладит ее по грязным волосам через решетку и думал, что из одного кошмара попал в другой. Более страшный. Путы на ногах снял сам, и теперь растирал щиколотки и опухшие ступни. Маги не заботились о кровотоке, когда связывали.
На голове была обычная шишка, во рту не хватало нескольких зубов. Для жизни не опасно.
Ночью сон вернулся опять. Он одиноко бродил по щиколотку в тумане, поднялся к дому, отворил двери.
И попал в свой дом в Вирице. На столе лежал забытый рушник, будто кто-то вытирал руки, а потом отвлекся и небрежно бросил куда получилось. Свет из окна падал квадратом на доски пола, около печки просыпались щепки и кудряшки бересты. В комнатах не были заправлены постели, танцевали пылинки в солнечных лучах. Майорин сел за собственный стол, поворошил бумаги. За открытым окном шумела речка, невидимая из-за тумана.
Он вернулся на кухню, топор стоял прислоненный к стене, как он его и оставил.
Когда?
Но колдун был твердо уверен, что последним к топору прикасался именно он.
За окном текла река с покатыми травяными берегами. Ветер ласкал занавески на окнах. Занавески, которые сшила Айрин. Она долго возмущалась, что окна голые, пока колдун не разозлился и не наорал на нее - по поводу своего устава в чужом монастыре. Айрин надулась и ушла к себе, а следующим вечером на окнах появились отрезы ткани веселого желтого цвета, повешенные на веревочку. Стало уютней.
К прошлой весне они уже настолько притерлись, что понимали друг друга с полуслова. Он никогда не жил ни с кем так долго. И никто никогда не бил кружки об пол, когда они ругались. Никто до этого не шил занавески. Никто не злил его так часто и так...
... по-домашнему.
Он сел на крыльце, достал трубку. Закурил. Легкий дымок потянулся к туману, путаясь в нем, плутая.
Лошадь, пасшаяся у дома, услышала что-то, насторожила уши. Взвилась и легко поскакала прочь. Майорин наблюдал за красивым аллюром животного. Туман опять подступил к ногам. Зайти в него что ли?
Вязкая морось в этот раз была податливей, в ней даже можно было двигаться.