Пожалуй, только Жарка ему по душе пришлась. Да у той эльфийского было - острые уши, да раскосые глаза, росточком девка вышла в родителя человека, кожей и волосами тоже. Невысокая, тоненькая словно тростиночка, полукровка напоминала девчонку, а не эльфку, и Горану все хотелось ее накормить и посадить вышивать на пяльцах, а не вооружать до зубов, как сделал это проклятый каратель. Архимаг понимал, что Велор поступил, как советовала та пресловутая пословица, и вручил девке "удочку", то бишь научил зарабатывать на хлеб собственными силами, но сам он умел только одно и передал приемной дочери это умение. Умение хранить и забирать жизни - быть карателем. Самое удивительной, что не раз Горан ждал от их брата жестокости и садизма, искал в их глазах удовольствие от чужой смерти, но не находил, они относились к своей работе с уважением, выполняли ее добросовестно, но это была только работа, недоступная понимаю человека, выросшего вне стен Белого замка.
- Эй! Милсдарь Горан! Приехали, выгружайтесь! - повозка круто завернула, из-под санных полозьев брызнули фонтанчики снега, и приподнявшийся, было, архимаг грудой мяса обвалился на сиденье. Эльф настороженно посмотрел на здание тюрьмы, он заметил, как не удержал равновесие Горан, и не думал ухмыляться, хоть архимаг этого ждал.
Жарка развлекалась тем, что швыряла камешек в стену и, судя по царапинам на последней, каждый раз успешно попадала в одну и ту же точку. Услышав шаги, полукровка остановила занесенную руку и навострила уши. Расслышав шаги, она хватанула ртом воздух.
- Отпереть дверь! - приказал Горан. Стражник послушно отворил замок.
- Велор! - крикнула полукровка и, змейкой проскользнув между стражником и архимагом, повисла у карателя на шее. А потом всхлипнула и засопела.
Эльф шептал воспитаннице что-то на ухо, та кивала и шмыгала носом, Горан с досадой подхватил забытые на скамье кожух с меховушкой и кивнул стражнику, мол, давай бумаги. Подпишу, что принял заключенную.
- Милсдарь архимаг, - тихо спросил охранник, пока Горан заполнял бумаги - развели бюрократию, семь листов накропали! - Скамью-то убрать можно?
- Можно.
- Тогда вот здесь еще распишитесь. - И подсунул под перо восьмой лист, Горан вскользь пробежал его глазами, а потом присвистнул и прочитал внимательно.
- Рано ты. - Буркнул он стражнику. - Это я подписывать не буду, а скамью убери, мало ли пригодится где.
- Так, что, не будете казнить? Помилуете?
- А если и так?
- Дык... хорошая девка, молоденькая совсем, жалко.
- Вот и мне жалко. - Согласился Горан, скатывая в трубочку документ, свидетельствующий о том, что такой-то (вписать имя и должность), берет под свою ответственность заключенного такого-то (номер камеры и имя заключенного), и обязуется препроводить его на казнь, проводимую палачом таким-то (имя палача или исполняющего его обязанности). - Поэтому это мы пока спрячем. Хорошо?
- Дык... вроде как не положено.
- Можешь пойти к начальнику тюрьмы, - предложил Горан. - Сказать, что Верховный Архимаг Велмании, нарушает процедуру делопроизводства. Пойдешь?
Стражник отчаянно замотал головой, так что шлем застегнутый под скошенным подбородком нервически задергался. Горан убрал документ в суму и кивнул нелюдям.
- А кандалы? Кандалы забыли! - вслед тявкнул стражник, Горан прищелкнул пальцами и на запястьях полукровки появились тоненькие декоративные наручники. Стражник уважительно ахнул.
- Верховный архимаг Велмании. - Хмыкнул Горан, кажется, ему начинала нравиться его должность...
Глава 9. Маг
Майорин глядел в закатное небо, будто позабыв про дорогу. У коня тоже глаза есть, а лучше оборотня он все равно не почует, как не крути. Здесь Лавту равных не было, мог он по следу сказать, кто шел - мужчина или женщина, маг или человек, молодой или старый. Мог сказать далеко ли логово зверя и как давно зверь здесь бежал, была ли тут птица и какая... Много открывал Борцу мир запахов и сверхъестественного чутья, спрятанный от человека. Но Борец не гордился своим даром, среди таких как он - оборотней - не было в том даре ничего чудесного, только необходимость, залог выживания. И Лавту доверяли. Доверяли почище заклинаний, поисковых импульсов, восстановлению рисунка прошлого. Окажись он предателем, завел бы отряд в болото или лапы врагов, и пропали бы две дюжины колдунов без вести. Но Борец предателем не был. Люта не шутил, сказав, что они пойдут прямо. Они действительно шли по неестественной прямой, сразу к Уралакскому хребту, по бездорожью, среди рыхлого по-весеннему снега.
Единственным развлечением стали Вальины песни, менестрель разворачивал кусок толстой овчины, снимал кожаный промасленный чехол и брался за лютню. Каждый раз жалобно поскуливая.
- Ох, моя бедная, по морозу тебя таскаю, упырь я бездушный.
Он отсаживался в сторонке от костра, боясь, что близость пламени доконает потрепанный инструмент.
- Не плачь, певун, - утешал его добродушный Велимир, - коли возьмем этот маговый улей, новую купишь.
- А коли не возьмем? - спросил Льерк.
- Тогда нам будет уже все равно. - Ответила за Велимира Айрин.