Правила боя

К сожалению, из кабинета муфтия был виден только угол мечети с дверью служебного входа, используемого для разного рода технических надобностей. Отчего-то в представлении правоверных служение Аллаху не предполагало собственными силами содержать Его Дом в надлежащем состоянии, и потому сантехниками, водопроводчиками и слесарями в мечети работали немцы.

Вид мечети всегда радовал Хасана, а из окон женской половины она была видна вся – и украшенный голубыми изразцами вход, где арабской вязью запечатлены бессмертные слова Великого и Всемогущего, и кованая решетка – дар шейхов Омана берлинской общине, и даже стоящий чуть поодаль минарет, откуда муэдзины сзывали верующих к молитве.

Муфтий совсем уже собрался перейти на женскую половину, чтобы в полной мере насладиться лицезрением Дома Всевышнего и обнять, наконец, Фатиму, которую, вернувшись из поездки, видел лишь однажды, но вдруг заметил три грузовика, остановившиеся у технического входа.

– Что это за машины, Фадлуллах?

Послушник подошел, прижался к его спине горячим телом, даже, вроде бы, обнял за талию, но тотчас отдернул руку, заглянул через плечо.

– Фирма нашла какие-то неполадки в подвале, обещали к утру исправить.

– Какая фирма?

– Ой, господин, эти немецкие названия так трудно запомнить, – жеманно сказал послушник, – можно посмотреть в бумагах, там написано.

– Ладно, потом. Но утром обязательно нужно посмотреть, что они сделали, и все ли достойного качества.

– Вы хотите, чтобы я спустился в подвал, и все проверил? – изумился Фадлуллах и даже отступил немного от муфтия.

– Ну, зачем ты? Другой кто-нибудь, – успокоил его Хаким и ободряюще потрепал по покрытой нежным пушком щеке.

Интересно, подумал муфтий, скучает ли он по старому имаму…

И они, прижавшись друг к другу, повернулись к окну.

Крепкие мужчины в спецовках с неразличимым названием строительной фирмы молча таскали в подвал мечети тяжелые джутовые мешки, ящики и картонные коробки. Судя по количеству материалов и инструмента, ремонт в подвале предстоял нешуточный.

Нужно бы послать кого-нибудь посмотреть, что они собираются делать, лениво подумал муфтий.

– Как сильны эти неверные! – вздохнул за его спиной Фадлуллах.

В это время раздался призывный клич муэдзина, и они, дружно обратившись в сторону Мекки, опустились на колени.

Со своей первой женой, девятнадцатилетней Зейнаб, муфтий Хаким познакомился в университете Аль-Азхар, где преподавал тогда общее мусульманское право.

Зейнаб была раскованной египтянкой, пила крепкие коктейли, курила дорогие сигареты, была необыкновенно красива и, судя по всему, еще в младенчестве лишилась девственности.

Она легко согласилась стать женой молодого перспективного богослова, он охотно взял ее в жены, понимая, что именно такой и должна быть старшая супруга человека, которому предстоит помимо занятий богословием и молитв, вести и неизбежную светскую жизнь среди неверных.

Вторую жену, Фатиму, он взял в благословенном племени курейшитов, девушка была не испорчена образованием и умом и, похоже, искренне любила его.

Войдя в пахнущую благовониями спальню, Хаким произнес привычную фразу:

– Ты, подобная белой верблюдице Пророка!

Фатима, заливаясь смехом и слезами, обвила его шею руками и повалила на широкое ложе из ливанского кедра. Спать в эту ночь муфтию не довелось… Зейнаб сидела на подоконнике в своей комнате рядом со спальной, курила легкую сигаретку с марихуаной, которыми угостил ее на последнем приеме в американском посольстве атташе по вопросам культуры. Она думала о том, идти ли ей в мечеть на завтрашнюю проповедь мужа или встретиться со вторым советником представительства Италии. Милая болтовня сеньора Ломбарди была намного интереснее нудных речей богослова, к тому же муж сейчас увлечен этой дурочкой Фатимой и даже не заметит ее отсутствия.

Она посмотрела на улицу – в освещенном окне третьего этажа был виден мужской силуэт, да пятеро рабочих в спецовках мутного в лунных лучах цвета курили у входа в мечеть.

Грузовики отъехали, вместо них стоял микроавтобус с потушенными фарами. Мужчины докурили, один из них аккуратно собрал окурки, завернул их в бумажку и положил в карман, и рабочие опять спустились в подвал.

Трудоголики! – с презрением подумала Зейнаб, выкинула сигарету в приоткрытое окно и легла спать. Ночью ей снился послушник Фадлуллах, ласкающий пушистыми ресницами ее живот и бедра…

Первые лучи солнца не успели отразиться в зеленых изразцах на куполе Большой Соборной мечети, слепой Малик еще не поднимался на вершину минарета, чтобы призвать правоверных к утренней молитве – аль-фаджр, даже асфальт не успел просохнуть после ночной уборки города, а пятерка одетых в спецовки мужчин по одному вышли из двери, ведущей в подвал мечети.

Шедший последним тщательно закрыл дверь, зачем-то протер платком дверную ручку и замочную скважину, потом перекрестился по-православному и сел в микроавтобус, который сразу тронулся с места и свернул в первый же переулок. Мужской силуэт в квартире третьего этажа тоже исчез.