Правила долголетия. Результаты крупнейшего исследования долгожителей

Фантастическая куркума.

Входящая в состав таких острых приправ, как карри и горчица, куркума с давних пор используется не только как специя в кулинарии, но и как растительное лекарственное средство в аюрведе, унани и сиддхе, а также в традиционной китайской медицине. Исследования показывают, что в этой специи содержится активный компонент куркумин, обладающий антиоксидантными и противовоспалительными свойствами.

— Как, по-вашему, возникла идея «хара хати бу»? — полюбопытствовал я. — В конце концов это неестественно — прекращать есть до того, как насытишься!

Я поделился своей теорией культурной эволюции. Совершив семнадцать экспедиций по изучению древних загадок, я заметил, что традиции и обычаи успешных культур со временем проходят бессознательный, но разумный естественный отбор. Практики, не полезные для общества, постепенно сходят на нет, а полезные приживаются — какими бы неожиданными и парадоксальными они ни казались. Помню такую историю: в одном из племен, проживавшем в Африке южнее Сахары, готовили пищу на открытом огне внутри хижин. Хижины наполнялись дымом, которым дышали все жители деревни. Увидевший это сотрудник Корпуса мира предположил, что легкие жителей почернели от дыма. На вопрос, почему они готовят внутри жилища, никто из членов племени не смог дать ответа. И сотрудник убедил их готовить еду на улице. Однако вскоре после этого члены племени с угрожающей скоростью стали заболевать малярией. Оказалось, что дым отпугивал малярийных москитов и это перевешивало его негативное воздействие на здоровье.

Не думаю, что первый человек, попробовавший жгучий перец, подумал, что это вкусно. Капсаицин, активный ингредиент перца, сильно раздражает кожу. Но каким-то образом мы, люди, научились наслаждаться этим вкусом. Почему? Потому что капсаицин является природным дезинфицирующим средством, убивающим многие виды пищевых бактерий. Положите жгучий перец в слегка подпорченное мясо, и он задержит размножение бактерий. Люди, которые употребляли перец, выживали. Люди, которые его не употребляли, болели и даже умирали. Со временем выжившие привыкали к его вкусу, что позволило развиваться здоровой культуре.

— Можно ли утверждать, что окинавское долголетие тоже объясняется культурной эволюцией? — спросил я своих коллег.

— Мне кажется, это вполне правдоподобное объяснение, — ответил Крейг. — Полынь имеет горький вкус. Но почему-то люди на Окинаве привыкли к этой горькой траве и традиционно используют ее в качестве приправы для риса. Связано это с тем, что они всегда любили полынь, или с тем, что их вкусовые пристрастия адаптировались к полезному? Кстати, такая же история произошла с овощем под названием гойя (горькая дыня). На вид гойя похожа на покрытый бородавками огурец, к тому же ужасно горькая. Пробуя ее сок, трудно не сморщиться. При этом в нем содержатся огромные количества антиоксидантов и три соединения, снижающие уровень сахара в крови. Неужели жители острова едят горькую дыню потому, что она приятна на вкус? Вряд ли.

Добравшись до самой северной точки острова, дорога, сузившись, повела через густые заросли. Наверное, именно так, подумалось мне, Окинава выглядела в начале прошлого века.

До Оку мы добрались ранним вечером. Проезжая мимо магазинчика на окраине маленького города, я остановился купить что-нибудь перекусить. И пока расплачивался, поинтересовался у девочки-подростка в школьной форме, не знает ли она в округе кого-нибудь старше ста лет. Я знал по меньшей мере двух долгожителей этого района.

— Через дорогу, — ответила девочка, — живет Годзэи Синдзато.

Грег, Крейг и я зарегистрировались в гостинице через квартал, точно зная, кому мы позвоним с самого утра.

Финал жизни

В семь утра на следующий день мы свернули с дороги, пересекли мост через бурлящую реку и направились к простому двухкомнатному дому на сваях. Ширма из рисовой бумаги была раскрыта, указывая, что обитатель дома бодрствовал.

— Годзэи! — кликнул я хозяйку.

Мы подождали снаружи. Шел дождь, и с крыши низвергался настоящий водопад. Спустя мгновение из спальни появилась Годзэи. Крошечная старушка, ростом примерно метр сорок, одетая в кимоно, на которое было накинуто пальто. Босые ноги ее мягко ступали по татами из рисовой соломы. Завидев нас, трех рослых американцев в ярких дождевиках, она вздрогнула. А затем рассмеялась — даже, скорее, захихикала, — выдыхая в студеный утренний воздух плотные облачка радости. Ее загорелое морщинистое лицо растянулось в улыбке, скулы приподнялись, и глаза превратились в две щелочки.

— Проходите, — пригласила она.