Правила Дома сидра

В обеденный перерыв Роз Роз пошла взглянуть, как Котелок справляется с малышкой, после чего Гомер повез ее в молодой сад рядом с Петушиным Гребнем; яблок здесь еще не было, а значит, не было сборщиков. Океан отсюда был едва виден. Только синева неба на горизонте заметно уплотнялась. Встав на сиденье трактора, они различили, как небесную лазурь сменяет серовато-стальной тон воды. Но на Роз Роз это не произвело впечатления.

– Ничего! Вот поедем на побережье, и ты поймешь, что такое океан!

Он обнял ее в восторженном порыве, несерьезно, одной рукой; Роз Роз вскрикнула, отпрянула; он провел ладонью по ее спине, взглянул на ладонь – на ней была кровь.

– У меня месячные, – солгала Роз Роз. Но даже пятнадцатилетним юнцам известно, где бывает при месячных кровь.

Потом они недолго поцеловались, и она показала ему на спине порезы (о тех, что были на икрах и бедрах, она что-то ему наплела, и он молча принял ее объяснение). Порезы на спине были длинные и тонкие, как будто сделаны бритвой – такие затянутся через пару дней и не оставят никаких следов. Нанесла их искусная, уверенная рука.

– Я тебе говорила, – сказала она Анджелу, все еще целуя его. – Не связывайся со мной. Хорошего не жди.

Анджел обещал не заводить больше разговора с мистером Розом. Будет только хуже, убедила его Роз Роз. Если они хотят ехать в воскресение на пляж, надо, наоборот, его ублажать.

«Роз как никто владеет ножом, – заметил однажды Глина, которому наложили когда-то сто двадцать три шва. – Если бы меня порезал старик Роз, не было бы ни одного, – сказал он. – А я бы терял пол-литра крови в час. Истек кровью, и никаких следов, как будто меня пощекотали зубной щеткой».

На этот раз не Персик, а этот самый Глина говорил с Анджелом, когда тот в субботу ставил трактор в амбар.

– Держись подальше от Роз Роз. Поножовщина не твое дело, – сказал он, обняв Анджела. Ему Анджел нравился; он все еще помнил, как его отец успел вовремя довезти его до кейп-кеннетской больницы.

Как-то Анджел и Роз Роз опять вместе работали на яблочном прессе, а потом допоздна сидели на крыше. Анджел рассказывал про океан: стоя у его кромки, осязаешь тяжесть воздуха, чувствуя какое-то странное изнеможение; в жаркий полдень над пляжем – дрожащее марево; а сила прибоя такова, что осколки камней и раковин обтачиваются до гладкости. Он рассказывал подробно и долго. Старая, как мир, история: мы любим раздаривать перлы своей души, любим, когда люди видят прекрасное твоими глазами.

Разумеется, Анджел не мог долго хранить в секрете чудовищный, по его мнению, поступок мистера Роза и вечером все рассказал отцу, Уолли и Кенди.

– Он порезал ее? Нарочно порезал? – переспрашивал Уолли.

– Нет никаких сомнений. Я уверен в этом на сто процентов.

– Как же он мог! Ведь это его дочь.

– А мы всегда восхищались его умением держать своих людей в повиновении, – с содроганием проговорила Кенди. – Мы просто обязаны что-то предпринять.

– Мы? – переспросил Уолли.

– Нельзя же оставаться в стороне.

– Люди часто остаются.

– Если вы с ним поговорите, он еще сильнее разозлится, – переполошился Анджел. – И она узнает, что я вам все рассказал. Не надо ничего предпринимать. Мне нужно только одно – ваш совет.

– Я и не думаю с ним говорить. Я просто обращусь в полицию, – заявила Кенди. – Нельзя же полосовать ножом спины своих детей.

– А ей это поможет, если мы обратимся в полицию и у него будут неприятности? – спросил Гомер.

– Вот именно, – сказал Уолли. – Легче ей от этого, во всяком случае, не станет.

– И от вашего с ним разговора тоже, – сказал Анджел.

– Старая песня – надейся и жди, – тихо произнес Гомер. Но Кенди за пятнадцать лет так к этим словам привыкла, что ничего на них не ответила.

– Самое лучшее – пусть живет у нас, – предложил Анджел. – Тут она будет в безопасности. Она ведь может жить просто так, даже когда кончится сбор яблок.

– А что же она будет здесь делать? – спросила Кенди.

– У нас нет никакой работы. Соберут яблоки, и все, – сказал Гомер.

– Одно дело – они здесь живут в сезон урожая, – осторожно проговорил Уолли. – Я хочу сказать, поэтому все относятся к ним спокойно. Они ведь сезонники, мигранты. Им положено отработать свое и ехать дальше. Не думаю, что темнокожая женщина с незаконнорожденным ребенком большой подарок для Мэна. Во всяком случае, если она останется насовсем.

Но у Кенди на этот счет было другое мнение.

– Уолли, – сказала она, – все эти годы, что я здесь живу, я никогда не слыхала, чтобы их кто-то назвал черномазыми. Это не Юг, – прибавила она с гордостью.

– Бог с тобой, Кенди, – ответил Уолли. – Не Юг, потому что их здесь нет. А пусть одна из них здесь поселится, увидишь, что будет.

– Я этому не верю, – не согласилась Кенди.

– Ну и глупо, – сказал Уолли и обратился за поддержкой к Гомеру: – Верно, старик?

Но Гомер не сводил глаз с сына.

– Ты любишь ее? – спросил он Анджела.

– Да. И по-моему, я ей тоже нравлюсь. По крайней мере немного.

Он отнес на кухню свои грязные тарелки и поднялся к себе в комнату.

– Мальчик полюбил эту девушку, – сказал Гомер Уолли и Кенди.