Олив, разумеется, отпустила ее, а когда позже увидела Вернона Линча, так на него взглянула, что тот даже поежился. Он в это время мыл насадку на распылителе в амбаре номер два. Олив ехала мимо в видавшем виды фургоне и одарила его таким взглядом, что Вернон подумал, уж не хочет ли она его рассчитать. Но мысль эта тотчас вылетела у него из головы, они там долго не задерживались. Он посмотрел на отпечаток шин хозяйского фургона на раскисшей колее и бросил ей вслед грязную прибаутку: «Хочешь, дам пососать, богатая б-дь». Ухмыльнулся и продолжал мыть насадку.
В тот вечер Уолли и Кенди сидели на пирсе Рея Кендела, и Уолли рассказал ей то немногое, что узнал про Сент-Облако.
— Я слыхала только, что Сент-Облако — это детский дом, — тихо проговорила Кенди.
Оба понимали, на два дня их из дому никто не отпустит. И Уолли попросил у Сениора кадиллак на один день: выедут утром пораньше и вечером вернутся.
— Конец весны — лучшее время проехаться по побережью. Летом будет слишком много туристов. А вдали от берега умрешь от жары, — сказал он отцу и пошел говорить с матерью.
— Правда, мы наметили поездку на рабочий день, — сказал он. — Но, мама, один день погоды не делает. А нам с Кенди так хочется прокатиться, устроить себе короткие каникулы.
Олив не стала возражать, но в который раз с сокрушением подумала, выйдет ли что-нибудь путное из ее сына.
Рей Кендел был, как всегда, с головой в работе. Эта прогулка с Уолли доставит дочери удовольствие. Уолли прекрасно водит машину, может, чуть быстрее, чем следует, но кадиллак Сениора — Рей знал точно — машина надежная. Он сам за ней смотрит. И он с легким сердцем отпустил Кенди.
Накануне поездки Кенди и Уолли пошли спать рано, но долго не могли уснуть. Как и полагается влюбленным, каждый думал о том, как подействует на другого предстоящий шаг. Уолли боялся, вдруг Кенди после аборта почувствует отвращение к сексу. А Кенди тревожилась, не изменится ли к ней Уолли.
В ту ночь д-р Кедр и Гомер тоже не спали. Кедр сидел за машинкой в кабинете сестры Анджелы; он видел в окно, как Гомер расхаживает по темному двору с керосиновой лампой в руке. «Что с ним?» — подумал Кедр и вышел наружу.
— Не спится, — сказал Гомер.
— Что такое на этот раз? — спросил Кедр.
— Может, совы мешают, — ответил Гомер.
Керосиновая лампа вырывала из тьмы небольшое пространство; дул сильный ветер, что редко случалось в Сент-Облаке. Порывом задуло лампу, но сзади из окна кабинета Анджелы падал свет — единственный огонь на много миль кругом. Их тени в светлом пространстве взбежали по обнаженному склону холма до темной кромки леса; тень д-ра Кедра там затерялась, а тень Гомера, шагнув через лес, устремилась в небо. Тут-то они и обнаружили, что Гомер выше учителя.
— Вот черт! — воскликнул Кедр, распахнув руки, и тень его стала похожа на тень волшебника, готового поделиться всеми своими секретами.
Он взмахнул руками, как летучая мышь крыльями.
— Гляди, — сказал он Гомеру. — Я волшебник.
Гомер Бур, ученик волшебника, тоже взмахнул руками.
Дул сильный, свежий ветер. Туман, всегда висевший над Сент-Облаком, рассеялся; звезды сияли ярко и холодно; чистый воздух не пах ни опилками, ни сигарным дымом.
— Чувствуете, какой ветер? — сказал Гомер. Возможно, этот ветер и не давал ему спать.
— Ветер с побережья, — сказал Уилбур Кедр; он глубоко втянул носом воздух, пытаясь уловить запах соли. Да, это ветер, дующий с океана, редкий гость в их местах.
Откуда бы он ни дул, Гомеру он нравился.
Оба мужчины дышали ветром и каждый думал: «Что со мной будет завтра?»
Глава пятая
Гомер нарушил слово
Начальник станции Сент-Облака был существом одиноким и малопривлекательным, жертва цветных каталогов и безумных религиозных брошюр, ежемесячно приходящих по почте. Брошюры мало-помалу приобретали вид комиксов; на титульном листе последней был изображен скелет в солдатском мундире, парящий в небе на крылатой зебре над полем битвы, несколько напоминающим окопы Первой мировой войны. Другие брошюры были не столь впечатляющи, но начальник станции был уже до того заморочен сюжетами «религии — почтой», что в его религиозные кошмары вплетались домашняя утварь, лифчики кормящих матерей, складные стулья и гигантские овощи — словом, все, что рекламировалось цветными каталогами. Бывало, он просыпался в холодном поту, увидев во сне летающие гробы, стартовавшие с образцовых овощных грядок. Один из каталогов был целиком посвящен рыболовному снаряжению, и какое-то время привидевшиеся кадавры разгуливали в болотных сапогах с сетями и удочками; другой рекламировал бюстгальтеры и «грации», и начальника станции особенно пугали летающие мертвецы, затянутые в корсеты.
Абсолютно безумны были брошюры, пропагандирующие новое откровение, суть которого сводилось к тому, что на земле непрерывно растет число неприкаянных мертвецов, которым отказано в вечном спасении; и начальнику станции представлялось, что в местах большего скопления людей (Сент-Облако к таковым не относился) небо переполнено их проклятыми душами.