Правила игры

Вот почему, когда все вокруг провожали взглядами маленький отряд, во главе которого ехал Талигхилл, Тэсса вполголоса ругалась и терла шрам на щеке. Кэн, уже поставленный ею в известность о случившемся, виновато молчал. Он, как и воительница, понимал, что присутствие в башнях Пресветлого почти ничего не меняет. Иначе бы тот просто не поехал.

Предстояли жаркие деньки.

Кэн успокаивающе похлопал Тэссу по плечу, хотя мысли его были далеко, в дне перехода отсюда. Завтра он увидит Мабора, своего родного брата.

Отрядец Талигхилла скрылся за поворотом, и войско, отягощенное своими многочисленными печалями и заботами, сонливостью, раздражением, безразличием, продолжало путь.

/смещение – падающая звезда обдает небесным хладом/

Пыль забивалась в нос и ложилась на кожу; Талигхилл подумал о паланкине, но без особого сожаления. Мол, было б, конечно, неплохо, хотя... Не в паланкине сейчас дело.

Ворота имения раскрылись перед правителем и его эскортом почти без заминки, и всадники подъехали к дому, где спешились, следуя примеру Пресветлого. В дверях дома возник низенький лысеющий мужчина и неторопливо двинулся Навстречу прибывшим.

– Добрый день, Пресветлый, – произнес Домаб как ни в чем не бывало, словно и не случилось памятной размолвки. Однако присутствовало в его словах и нечто холодное, чужое. – Останетесь на обед?

– Да, – согласился молодой правитель. – Наверное, да.

– Прекрасно. Тогда пойду распоряжусь.

– Мне нужно серьезно поговорить с тобой, Домаб, – бросил в спину ему Пресветлый. В конце концов, именно за этим я и приехал.

– Сейчас распоряжусь и выйду, – сказал, не оборачиваясь, управитель и вошел в дом.

– Ступайте. – Талигхилл взмахом руки отпустил телохранителей и присел на резной скамеечке в слабой тени деревьев. Ждать, пока Домаб распорядится.

... Ты сидишь, неудобно прислонившись к деревянной спинке. Приехал. На свою голову. А ведь признайся, говорить о собственной неправоте страшнее, чем ехать на войну. Ты ведь едешь на войну. Не забыл?

Впрочем, ты уже приехал на войну. С самим собой, «собой,... бой». Ты начал это сражение за собственную... что? честь? честность? Поздновато и бессмысленно, поскольку южнее ждет тебя, неуклонно двигаясь, колонна. «Колонна-неуклонно». Придвинется к башням, задвинется и...

Часть из них ведь ты собираешься бросить там, намеренно, на смерть – чтобы спастись самому. А тут, значит, решил сблагородствовать? Что? Время, говоришь, такое, обстоятельства такие? По-другому, говоришь, никак? Верно, правитель, верно – никак. А что же раньше, до тебя, в такие ситуации – неужто никто не попадал? Попадали? Ну и как же? Что делали-то, а?

Богов звали? Помощи Божественной? Эх, брат, какие тут Боги! Сиди уж на скамеечке, жди. Повинишься, поплачешься в жилетку – глядишь, и полегчает. Тебе А Домаб... а что Домаб? Не он же будет в башнях печься, в осадном огне не он же людей на погибель оставит – что ему? Пускай поносит в душе маленькую часть твоей вины. Он сможет, он вытерпит – ты ли вытерпишь? Сможешь ли?

Что спрашивать? Сможешь! Ты, пресветлый сукин сын, сможешь, найдется в тебе и сила, и уверенность. А нужно будет – зарубишь управителя клинком здесь же, под деревьями, потом и зарубишь. Чтобы не болтал лишнего.

Ты потер лицо, и на пальцах остались грязные отпечатки Дорожная пыль Ф-фу, какая чушь в голову лезет Ну где же Домаб?

Низенький человек уже шагал к скамеечке, поплотнее запахивая полы своего любимого халата с вепрями.

Подошел, присел рядом. Молчит.

– Жарко сегодня, – сказал Талигхилл. – ... Но я не за этим. Я – извиняться. Может, ты и отец мне, не знаю. У... у Руалнира спросить не успел. Вот... но уж если и не отцом, то учителем – точно ты был и остался. И правильно, что говорил со мной о снах. О снах, – поправил себя Пресветлый, и Домаб впервые посмотрел ему в лицо, оторвавшись от созерцания голубых и черных камешков под ногами. Сказано было... Сказано. – Мне на самом деле снятся сны. В этом ты был прав. И Боги, наверное, существуют. В этом я был не прав.

Талигхилл замолчал, но Домаб не торопил его.

– Только, знаешь, – сказал вдруг бывший принц, – я ведь все равно в них не верю. В Богов. В их существование верю, а в них... Вот в тебя – верю, в Армахога, в...

– Не богохульствуй, – тихо произнес управитель.

Пресветлый тотчас замолчал.

Домаб покусал губу, поднял к небесам взор.

– Наверное, я виноват, – сказал он. – Что согрешил с твоей матерью, и родился ты – не от настоящего правителя, а от у правителя. Потому и в Богов не веришь, хотя и наделен даром. Охохонюшки! Разваливается династия... из-за бывшего садовника. Смешно сказать! И страшно.

Я знаю, что произошло и происходит. Наслышан. Так что не торопись рассказывать мне – знаю. А чего не знаю, о том догадываюсь. Слишком я долго вертелся около вас, правителей, теперь многое чувствую из того, что обычным людям не положено. Ты ведь замыслил что-то, так? Не отвечай, не нужно. Всей правды не скажешь, а лгать не стоит. Ты приехал грехи замаливать, а не новые наживать, поэтому молчи.