рявкнет мне свое воинское звание и потребует соблюдения всех почестей по стойке «смирно», либо примется доваривать лапшу.
— А кто еще вас интересует? — искренне удивился директор.
— У меня тут небольшой списочек.
Я достал из записной книжки листок распечатки, аккуратно развернул и вручил директору.
— Это только часть, но для начала, думаю, хватит.
Просмотрев список бывших выпускников, он равнодушно вернул его.
— Вы можете дать адреса хотя бы некоторых выпускников вашей школы?
Медленно покачав головой, он неожиданно рассмеялся.
— Боюсь, что не смогу удовлетворить ваше любопытство. Нет, я действительно не знаю, где они сейчас находятся.
— Следует понимать так, что вы имеете прямое отношение к их исчезновению?
— Ну почему так сразу — «исчезновению»?! Мы действительно имеем некоторое отношение к их перемещению за пределы страны. Вы удовлетворены такой формулировкой?
Формулировка меня удовлетворяла. Я кивнул.
— Хорошо. Тогда, я полагаю… Впрочем, у вас есть дети? — перебил сам себя директор.
— Есть.
— Тогда вы меня поймете. Хоть мы и кричим на всех перекрестках, что мир катится в преисподнюю, люди по-прежнему благодушествуют. Они привыкли жить на пороховой бочке. Но так не может продолжаться вечно. Если канатоходец не слезает с каната, он рано или поздно упадет. Земные недра нашпигованы ракетными шахтами, в океанах подводных лодок больше, чем рыбы, и при этом мы влезаем во все заварушки. А что говорить о военно-промышленных спрутах? Они подгребают под себя все, до чего могут дотянуться. Рано или поздно все это лопнет таким кровавым пузырем, что реки и моря станут красными. Нет, вы уж мне поверьте, перспективы рода человеческого блестящими никак не назовешь! Разумеется, я противник войны и насилия во всех проявлениях, но я не страус и зарывать голову в песок не хочу. Если мы не в силах предотвратить катастрофу, то надо хотя бы позаботиться о будущем человечества. Вернее, о тех немногих, кто выживет после нее.
Вот так номер, подумал я. Пацифист в рядах наших славных и доблестных вооруженных сил, смешнее не придумать.
— Я охотно подпишусь под любым воззванием за мир и разоружение, — продолжал директор, — но если в каком- нибудь паршивом реле замкнет контакт, то воззванием
межконтинентальную махину, выходящую из шахты, не остановишь! И поздно будет приносить извинения по прямому проводу. Необходимо быть реалистом и учитывать все, что в силах учесть. Этим мы и занимаемся!
— Чем именно? — тупо спросил я, пытаясь понять, чем он собирается завершить свою дешевую лекцию.
— Мы готовим наших выпускников к максимальному выживанию. Это потенциальные лидеры уцелевших! Они знают, как вести себя в экстремальных ситуациях. Даже если кроме них никто не выживет, они начнут все сначала. Мы рассредоточиваем их повсюду, где только можно и нельзя. Поэтому не надо меня спрашивать, где они сейчас. Ну и, сами понимаете, эта информация не для огласки. Во всяком
, случае, я надеюсь на вашу порядочность. Но даже если вы окажетесь человеком болтливым… Что ж, в худшем случае пресса пошумит одну-две недели, ну, может, оппозиция обратится с парочкой запросов.
Он замолчал, а я чуть было не зевнул ему в лицо. Когда он начал свои рассуждения о бренности бытия, я стал ожидать большого вранья и вот дождался рождественской сказочки о будущих благодетелях. Слов нет, придумано красиво. Так и видишь, как среди руин и пепелищ возникают быстрые ловкие тени, собирают уцелевших и ведут их в леса и горы. А там, разумеется, начинают рассказывать голодным и больным историю искусства, которую им здесь преподают почему-то ночами.
Директор Юрайда, мягко говоря, врет. Но все-таки непонятно и странно, почему он и те, кто стоит за ним, снисходят до лжи, а не просто выставляют меня отсюда. Раз так, подергаем еще.
— Стало быть, ваши супермены выживут в любой ситуации? — невинно спросил я. — Даже если остальные людишки вымрут?
— Если у них будет шанс, они его не упустят.
— А дальше?
— Что — дальше?
— С кем они будут воспроизводить род человеческий? Надо позаботиться насчет соответственно натасканных подруг.
— Мы это учли, — после секундной заминки проговорил Юрайда. — Вы забываете, что существуют и женские исправительные школы.
— То есть вы их расселяете парами?
— М-да, нечто в этом роде.
Вот он и попался! Надо же — парами! Я специально убил два дня на списки выпускниц женских спецшкол, но ничего подозрительного не обнаружил, если не считать исчезновений воспитанниц вместе со своими сутенерами или самоубийств в наркологических центрах. Эти вряд ли годились в праматери рода людского. Нет, врал директор Юрайда, а почему врал — непонятно. Все здесь врут, решил я, пусть из самых лучших побуждений, но врут. Директор врет, воспитанники заливают, Бидо темнит, и Шеф тоже хорош…
— Прекрасно! — сказал я. — Ваш случай вне моей компетенции. Полагаю, что в Сенате с одобрением отнеслись к вашей затее?
Со свистом втянув в себя воздух, директор Юрайда скривился так, будто ему птичка на язык капнула.
— Мне только этих фашиствующих старперов не хватает!