Правила игры без правил

Я слушал его невнимательно. Пока мы шли по коридору, он жаловался на мизерность дотаций, на трудности, а я пытался связать увиденное и услышанное с тем, что ни один из выпускников школы не вернулся к родителям и нигде не зарегистрирован. Ни в трудбюро, ни в полиции. И еще я гадал, кого мне сейчас предъявят вместо Джеджера.

Мы остановились у стеклянной перегородки с большим красным крестом на белом круге. Стекло толстое, с синеватым отливом. Как на патрульных машинах, такое обычной пулей не пробьешь. Кого они боятся?

А сейчас — особое внимание! Если не будет прямой опасности, то расследование я проведу сам, а если возникнет прямая угроза… Тогда стоит сорвать с зажигалки верхний колпачок и нажать на кнопку, как из Долины поднимется двадцатиместный «сикорский» с полным боекомплектом и окажется здесь быстрее, чем они успеют сообразить, куда спрятать мое тело.

На той стороне показалась фигура в белом халате, стекло ушло в стену.

— Это наш доктор, — представил директор.

— Приятно, — буркнул доктор и сунул мне руку.

Доктор мне не понравился. Небритый брюнет с колючим

взглядом. «Такой вкатит какую-нибудь гадость и не поморщится!» — опасливо подумал я.

При этом не вынимал левую руку из кармана, поглаживая колпачок зажигалки.

Пит на допросах нес полную околесицу, но одно слово он часто повторял. Это слово — «изолятор». Может, они здесь делают лоботомию или глушат воспитанников химией, делая из юных хулиганов примерных граждан? Бог в помощь, но только в рамках закона.

Доктор провел нас к белой двери. Рядом с ней возвышался здоровенный санитар. Прислонившись к стене, он задумчиво чесал нос, игнорируя наш приход.

— Предупреждаю, — сказал доктор, неприязненно косясь на меня, — мальчик не совсем здоров после нервного срыва, лучше с ним не разговаривать.

— Что вы, доктор! — ответил я. — Это чистая формальность.

Он что-то буркнул, постучал в дверь и вошел. Мы с директором последовали за ним. На кровати лежал парень, при нашем появлении он сел. Я, не глядя на него, осмотрел помещение.

— Все в порядке, — сказал я, — вопросов нет, спасибо, доктор, — и словно невзначай глянул на парня.

В следующую секунду я только героическим усилием воли удержался от черной ругани. Его можно было назвать двойником Джеджера, если бы не свежий шрам на носу, заработанный им четыре дня назад в нашей конторе, когда он пытался сунуть мне в глаз мою же авторучку. Это был Пит Джеджер в натуре, а не какая-нибудь дешевая подделка, как сказал бы старина Бидо.

Вначале я подумал, что он меня не узнал. Но я напрасно обольщался. Пит вскочил, вытянулся во весь свой дурацкий рост и радостно завопил:

— Привет, капитан! И вы здесь?

Доктор равнодушно смотрел в окно, а директор со слабым удивлением приподнял брови. В какой-то миг померещилось облегчение в его глазах, но мне было уже на все плевать!

Я медленно полез в карман, вынул из потайного клапана служебную карточку и с непонятным самому себе злорадством сунул ее директору под нос.

Ползунок ночной лампы я довел до конца, теперь волосок едва тлел. Повернувшись с боку на бок, а затем приподняв и опустив ноги, я аккуратно запаковался в одеяло. В комнате было прохладно, кондиционер так и не включили.

Завертываться в одеяло меня научил Гервег. Давно это было… Мы вляпались по уши в дерьмо со вторжением в одну пропитанную нефтью маленькую республику. Перед высадкой на нас напялили форму гвардейцев бывшего правителя, и команды по радио отдавались на местном наречии. Впрочем, толку от этого было немного. Нас быстро прижали к дюнам и прошлись сверху истребителями, которые, к большому удивлению уцелевших, оказались не старыми развалинами, а «миражами» последних моделей. В бараках мы пробыли меньше года. Кормили сносно, на обращение тоже нельзя было жаловаться, только вот восточная музыка изводила с утра до вечера. Потом нас сдали частям ООН, погрузили в лайнер, и через две недели мы топтали столичный асфальт. Цветами нас не встречали — только родственники да кучка демонстрантов с бранью по нашему адресу на плакатах.

Компенсацию я быстро проел, а в Бункере вежливо объяснили, что работой они не обеспечивают, а пока я валялся на нарах, мне вычитался стаж за недоблестное поведение. С гуманитарным образованием и с таким проколом в послужном списке в госведомства я смело мог не соваться. Очереди в трудбюро отпугивали за три квартала, с курией связываться не хотелось, да и выходов на нее у меня тогда не было. А тут вдруг у Гервега дядя оказался крупным чином в полицейском управлении, и это решило все. Я плюнул на большие надежды, подаваемые в замшелых стенах «альма-матер», и оттрубил два года на курсах переподготовки Управления. Потом меня заметил Шеф, выделил, взял на стажировку, два удачных дела — и меня зачислили в штат.