Правила игры в любовь

— Не беспокойся. Всё у меня замечательно, — бодро улыбаюсь ему, целую в щёку и собираюсь зайти в вагон. Но Сашка не даёт — притягивает к себе и целует.

Я слышу, как тихо ахает мать. Отец, наверное, смотрит куда-то в сторону, снова погружённый в себя. Он умеет отключаться. У нас даже машину мама водит.

Это поцелуй, когда ничего не чувствуешь. Просто чужие губы на губах, а я терпеливо жду, когда это закончится. Может, не то время и не то место. Вчера, у подъезда, было куда круче.

— До встречи, Тань, — касается он пальцами моего лица, и я наконец-то заскакиваю на подножку вагона. Машу им рукой — Сашке, маме и папе, что стоят чуть поодаль.

— Идите уже, девушка, — ворчит на меня толстая проводница, — через минуту отправляемся.

Я кидаю последний взгляд на перрон. Нет, ничего не изменилось. Никто не бежит, опаздывая. Никто не желает меня забрать с собой, как было сказано вчера.

Я иду в свой плацкарт. Там пара — муж с женой, уже пожилые. У мужчины — верхняя полка, и по хищному взгляду его половинки, я догадываюсь, что меня будут обрабатывать.

Своё нижнее законное место, вероятно, мне придётся отдать мужчине с лысиной в виде тонзуры[1], но думаю об этом вяло, хоть и без всякого энтузиазма. Я боюсь высоты. Даже такой небольшой, как вторая полка в поезде, но спорить со стариками не хочется. Я для них молодая и резвая, что, по сути, правда.

Поезд наконец-то трогается. Я ещё не чувствую облегчения: мне стыдно оттого, что каждый раз я испытываю нечто вроде счастья, покидая и город, в котором родилась и выросла, и родных.

Я уже морально готовлюсь к разговору с пожилой четой, когда та же хмурая проводница заполоняет собой пространство и хриплым недовольным голосом бурчит:

— Ошибочка вышла. Накладочка. Это место уже занято, берите вещи и пройдёмте со мной.

Я открываю рот, собираясь скандалить. Тётка, сидящая напротив, огорчается. А проводница, предвидя бурю, гаркает, как солдафон:

— Тихо, я сказала! Не беспокойтесь! Устроим как в лучших домах Парыжа и Лондона!

Она споро хватает мою сумку, забитую едой, и мне остаётся лишь покорно, забрав остальные вещи, плестись за ней в конец вагона, где она передаёт меня в руки другому проводнику.

Уже в этот момент я заподозрила неладное, особенно когда попала в купейный вагон.

В такие моменты я торможу. Впадаю в какое-то оцепенение. Мне бы тревогу бить, а я иду, как овца на заклание.

К счастью, у него открыта дверь. И я сразу вылавливаю знакомые черты.

— Спасибо, — говорит он проводнику, и тот, поставив мои вещи, уходит, а я без сил прислоняюсь к двери. — Испугалась, малая?

И тогда я оживаю. Прихожу в себя.

— Я тебя убью, Лео, — произношу тихо, но от души.

Он улыбается широко. В глазах его плещется веселье. Весело ему. Шуточки. В его стиле. Дешёвые, но эффектные понты.

— Я же сказал, что заберу тебя. А ты думала, я забыл?

____________________________________________________

[1] выстриженное или выбритое на голове католических монахов и священников место в знак принадлежности к церкви



Глава 12

Лео

Настоящее время

— Нет, я думала, что ты ворвёшься в мой дом на белом коне и украдёшь из-под носа у дракона, — язвит мелкая зараза. Боже, как же он скучал по её голосу, строптивости, разговорам.

Дышать и наслаждаться. Пить из этого источника, пока хватит сил. Время отступает, оставляя позади себя руины. Здания дряхлеют и рушатся, а подросшая девочка остаётся той же.

Больше всего на свете Лео боялся, что она изменится. Станет другой. Просто скучной Таней. Не его маленькой Эль. Той, что пролезла в душу и осталась там навсегда.

— Дракон? — хмыкает он и поднимается, чтобы прибрать её вещи с порога и наконец-то закрыть дверь. — Боюсь, твоей маме не понравилось бы это сравнение.

— Ей не понравится, даже если спеть дифирамбы.

— Особенно, если их буду петь я, — прячет он глаза, понимая, что Эль нужно выплеснуть последствия испуга. — Я никогда не забывал её нежное отношение к моей скромной персоне.

Она шумно выдыхает. Ей нужна передышка.

— Прости меня, Эль. Я знал, что напугаю тебя, но не удержался.

— Дурак, — хорошо так, от души, но совсем по-детски. А у него сердце заходится от этого для кого-то обидного слова.

— Но твой же? — смотрит он пристально из-под ресниц. Ему очень важно услышать правильный ответ. Поэтому он так настойчив. Это как пароль на входе. Не знаешь — отвали. В курсе — добро пожаловать!

— Самый настоящий дурачище

— Но твой? — Лео умеет быть настойчивым.

— Мой… — выдыхает Танька несколько мгновений спустя. Семь. Он успел досчитать до семи. Семь новых седых волос родилось, пока она сопела и сердилась.

— Вот и хорошо.

— Сумки пока не прячь, — командует Эль.

— Что там? — ему на самом деле неинтересно, но это способ поддержать беседу. Больше всего на свете Королю хочется спать. Упасть и отключиться. Спать пришлось до обидного мало.

— Переодеться нужно, и тебя ждёт торжественный ужин от дракона.

Ему показалось, или в её голосе сквозит удовлетворение?