Правила игры в любовь

— Будешь вокруг моей невесты увиваться, переломаю руки-ноги, — пригрозил он с места в карьер. — Чтобы близко не подходил!

Артур глотнул зелёное пойло из бокала и прикрыл глаза. На него угрозы действовали умиротворяюще. Чем больше Лео злился, тем лучше себя чувствовал Константиновский.

— Зачем она тебе? — ещё один глоток из бокала. — Ты ж на ней не женишься. А если женишься, то сделаешь несчастной. Такие, как ты, не умеют ценить ни утончённую красоту, ни нежную душу. Да тебе просто не понять её трепет, интеллект, возвышенность.

Лео чувствовал: ещё несколько слов — и они снова сцепятся. Кулаки чесались, а драться не хотелось. Потому что понял: Константиновский его провоцирует. А зачем ему это нужно — разбираться не хотелось. Не сейчас. В то, что Артур воспылал к Тане неземными чувствами, Лео тоже не верил. Не этот прохвост. На нём пробу поставить негде — так он избалован бабьём разных мастей и возрастов.

— Я тебя предупредил: не лезь. Я уж сам как-нибудь разберусь со своей невестой.

— Ты даже её по имени не зовёшь, — Константиновский глаз один открыл и посмотрел укоризненно. — А в девочке чувствуется шик, старая кровь. Не по зубам она тебе, двортерьер.

— Судя по всему, и ты свои обломал об неё, — оскалился в хищной улыбке Лео и отправился на выход.

Больше никаких дел с Константиновским он иметь не собирался. Обойдётся как-нибудь и без его голубых элитных мозгов.

Всю дорогу до города детства Лео ломал голову, как это решение получше донести до отца, но так ничего и не придумал. То есть мысли у него, конечно, были, но аргументы звучали не веско.

И вот теперь он торчит здесь, трёт воспалённые веки, накачивается крепким кофе и не чувствует спокойствия.

— Да, ты прав, — соглашается он с доводами Валерки. — Лучше не баламутить воду, особенно, если она давно отстоялась. Я спать.

Дикобраз отвозит его домой. Хоть это и неразумно. Но если у Кракена есть осведомитель, значит ему давно доложили, что Король в городе. Скрываться и шифроваться поздно. А так… вероятность того, что они случайно столкнутся, почти равна нулю.

Он не был в этой квартире невероятно долго. В прошлый раз, когда примчался за Эль, так и не решился переступить порог почти отчего дома.

Здесь тихо, немного пыльно; высокие потолки дарят ощущение глубокого пространства. Лео платит приходящей домработнице, что убирает здесь раз в неделю. Зачем ему это нужно, он и сам не знает. Но именно сейчас он благодарен за почти чистоту и ощущение, что он вернулся домой. Как жаль, что здесь нельзя остаться.

Он принимает душ и падает спать. А перед сном зажимает в ладони телефон.

Эль. Надо бы позвонить. Но он не делает этого, понимая, что если услышит её голос, снова будет мучиться чувством вины. Хотя он и так… ощущает себя полнейшим говнюком, поэтому тонной греха больше, тонной меньше — никакой роли не играет.

На следующий день его торжественно выпроваживает Костыль.

— Давай, давай, — упаковывает он Лео в машину, — езжай домой, а мы тут сами как-нибудь, без тебя обойдёмся. Вдруг чего — телефон есть, язык не отсох — сообщим. Вали давай, а то накостыляю!

Он ржёт, похлопывая Короля по плечу: мол, всё будет хорошо. Но Лео уезжал с неспокойным сердцем. Шестое чувство подсказывало: скоро что-то случится. А если нет, то нужно лечиться от паранойи и навязчивых образов.

К Тане он возвращаться не стал — решил подумать в одиночестве. У него и другая квартира была — поменьше, более обжитая, неподалёку от офиса.

Парни из охраны старательно отчитывались. Эль слово сдержала: больше не выходила из дома, и Лео немножко стало легче. Ровно до того момента, когда к нему, как говорят, без стука и предупреждения ввалился отец.

Глава 37

Таня

Настоящее время

Несколько раз я порывалась позвонить Королю, но гордость — величина постоянная. И уж если он не считает нужным меня развлекать, первой на поклон идти мне не с руки. Иначе превращусь в бегающую за ним трусцой девчонку.

Зато у меня телефон в эти дни побил все рекорды. Но вместо долгожданного звонка, приходилось отвечать на неожиданные.

Снова позвонил Ландау. Стыдно, но я о нём забыла совсем за всеми своими переживаниями. Он будто был и исчез. И, наверное, я понимала, что он ещё не раз даст о себе знать, но всё же его звонок застал меня врасплох.

— Наверное, я никогда не дождусь, чтобы ты позвонила сама, — это упрёк, но какой-то мягкий. У Сашки всё вот так получается. После его слов чувствуешь себя бесконечно виноватой.

— Прости, пожалуйста. Я тут… к сессии готовлюсь.

Почти не соврала. А об остальном знать ему не нужно.

— У тебя всё хорошо, Таня? — он задаёт этот вопрос слишком часто, чтобы я не напрягалась.

— Да, — выдаю слишком твёрдо, но всё же не выдерживаю: — А почему ты без конца об этом спрашиваешь? Что-то должно быть ненормально? Ты о чём-то знаешь, а мне говорить не хочешь?

Как-то жалко я выглядела, наверное, с вопросами наперевес. Накинулась на бедного Ландау. Он, видимо, растерялся, потому что молчал. Я даже подумала — отключился.

— Я п-приеду к выходным, Тань. И м-мы поговорим.

И его заикание, и серьёзный тон напугали меня до визга.