Мои губы приоткрываются, но слова не выходят потому что... боже мой, он прав — я стою здесь и наполняю всем стаканчики. Понятия не имею, как долго это длилось. Как это случилось? Это все равно что держать дверь для кого-то в магазине. Вы делаете это для одного человека, потом приходят другие, и прежде чем вы это осознаете, вы застреваете там.
Я же не специально это делала, но этот парень?
Он это заметил.
Я оглядываюсь по сторонам, гадая, может быть, кто-то еще тоже заметил.
Дерьмо. Как это все неловко.
— Почему ты все время возвращаешься, если собираешься простоять здесь всю ночь?
— Что значит «все время возвращаешься»?
— В прошлые выходные ты сделала то же самое — подошла к бочонку и стояла там.
— Я?
— Да.
Кто, черт возьми, этот парень?
— А ты откуда знаешь? Ты что, следил за мной?
Он пожимает широкими плечами. Нет, не широкими. Гигантскими. Громадными. Широченными. Все лучшие слова, чтобы описать ширину удивительной верхней части тела этого парня.
Я отвожу свой любопытный взгляд.
Этот парень чертовски огромен, его умный, напряженный взгляд с любопытством следует за моим через всю комнату, когда он останавливается около кухни, на каком-то парне с потрясающими рыжими волосами, одетого в ярко-синюю рубашку поло.
— Тебе нравится Джаспер Уинтерс?
— Кто это? — Мои ладони вспотели, и пластиковый стакан в моей руке стал скользким. — Я его даже не знаю.
— Ты хочешь узнать его по-библейски? — Он закатывает глаза.
— Что? Нет! Господи, я только посмотрела в его сторону. Может, ты прекратишь? — Что это за чувак такой? Я пытаюсь направить разговор в нужное русло. — Так откуда ты знаешь, что я стояла у бочонка в прошлые выходные?
Парень сверлит меня взглядом своих ярких, карамельно-карих глаз. Потом закатывает их.
— Я тебя видел.
Теперь моя очередь закатывать глаза.
— Ну ничего себе. И почему же?
— Я подпирал стену вон там, и было трудно не заметить, что ты не двигалась всю ночь. Ну, знаешь, — он наклоняет свой стаканчик в мою сторону, — что-то вроде того, что ты делаешь прямо сейчас. — Он наконец отпускает шланг от бочонка, и тот падает на пол. — Вот. Теперь ты официально свободна от дежурства, пусть они сами себе наливают гребаное пиво.
У него такой низкий тембр голоса, что мои щеки вспыхивают до такой степени, что мне хочется охладить их ладонями. Он глубокий, мужественный и…
— Правило первое: если ты собираешься встречаться с одним из этих парней, ты не можешь быть киской.
Простите, он только что сказал... слово на букву «К»?
Теперь я краснею совсем по другой причине. Он мог бы выбрать любое другое слово в словаре. Слабачка. Размазня. Тряпка.
Но нет. Он выбрал «киска» и заставил мои щеки покраснеть так быстро, что я чувствую, как кровь приливает к моему лицу.
— Прошу прощения?
— Не будь киской, — небрежно повторяет он, делая большой глоток пива.
— Я... я... Кто сказал, что я хочу встречаться с одним из... — мои руки беспомощно замелькали в воздухе, пока я запинаюсь на последних словах, — с этих парней?
Он делает еще один глоток. Еще один.
Приподнимает густую бровь.
— А разве не хочешь?
Мои руки разглаживают передние складки моей желтой юбки, и когда я поднимаю взгляд, то замечаю, что его глаза следят за моими пальцами.
— Нет! Не с этими парнями конкретно.
И не просто с каким-нибудь парнем. А с джентльменом — кем-то умного, кто может заставить меня смеяться и хорошо проводить время. Кем-то с планами на дальнейшую карьеру, так, что бы мне — нам — никогда не пришлось выживать с финансовой точки зрения — как это всегда делала моя мама после того, как мой отец ушел от нее. От нас.
Кем-то…
— Эй... алло?
Он говорит это таким тоном, который вы приберегаете для своих идиотских друзей, которые не могут понять намек или вообще ничего не понимают.
Отлично.
Когда я поднимаю голову, наши взгляды встречаются. Он такой высокий, что мне приходится вытягивать шею и запрокидывать голову, чтобы встретиться с ним взглядом.
Этот парень. Как мне его описать?
Неотесанный. Он уже дважды сказал «киска», и его губы сжаты с сарказмом, даже если в данный момент из них не вылетает ни слова.
Он гигант, выше всех остальных в этой комнате — или вообще всех, кого я когда-либо встречала. Шесть и три фута? Шесть и пять футов?
Определенно слишком волосатый.
Мой взгляд скользит вниз по его груди — его рубашка на самом деле хороша, выглядит дорогой, несмотря на капельки пива, впитывающиеся под логотипом на его правой груди. У него грязно-светлые длинные волосы, собранные в пучок на макушке — почти такие же, как у меня, когда я спешу и не успеваю сделать прическу, только у него они еще неряшливые.
Ещё у него усы и борода — не одна из тех аккуратно подстриженных, которые сейчас в моде.
Нет.