Правила коротких свиданий

Солнце и холод. Листва еще не осыпалась, в кронах деревьев мелькало много зеленых оттенков, но осень чувствовалась уже везде и во всем. Пахло тоже осенью, а этот белый бесстрастный свет, льющийся с неба, навевал ощущение безнадежности… и холодно, холодно. Градусов десять сейчас от силы?

На меня совсем тоска напала. Я даже пожалела, что согласилась на визит Адама. Может, позвонить ему сейчас, отменить все? Или нет, пусть мне будет еще хуже, совсем плохо – может, хоть тогда я решусь на какие-то перемены в своей жизни?

Десять минут на то, чтобы заняться любовью, это очень мало. Ни полноценной прелюдии, ни каких-то особых нежностей, ничего. Это унизительно, и унизительно для меня в первую очередь, потому что это мне ставят подобные условия.

Но. Но… У Адама совсем нет времени. Он может вырваться совсем ненадолго, максимум на час. Иногда и вовсе вот такой цейтнот, когда у Адама лишь десять минут в запасе. Это не его прихоть, не его пренебрежение мною – это его жизнь.

Не Адам меня унижает, к нему никаких претензий вообще, это я унижаюсь, соглашаясь на жалкие десять минут. (Даже не на одиннадцать, если вспомнить одного современного классика, которого я не понимаю, кстати, ибо не мой это писатель, совсем не мой.)

Но почему же я согласилась на эти десять минут? А потому, что ко всему можно приспособиться. Даже больше того, когда мало времени, то сам «процесс» происходит как-то… проще и легче, что ли? И удовольствие во время этих экспресс-свиданий я получаю всегда и стабильно, потому что никаких лишних мыслей у меня не успевает возникнуть. Ничего не отвлекает меня, когда цель – одна.

Вот и сейчас, когда я подумала о том, ради чего я терплю Адама, то невольно стиснула в пальцах края пледа… В предчувствии того, что меня ждало. На миг мне даже показалось, что солнце не бесстрастно-белое, осеннее, а оно по-летнему обжигает мне губы и кожу на груди, тот маленький островок под ключицами, что я не прикрыла шерстяной тканью. Да, я раздражена, меня переполняет досада, мне не до Адама, но только его визит поможет улучшить мое настроение. Это надо признать и смириться.

…Из-за дальнего угла дома вырулил во двор большой черный пикап, остановился напротив моего подъезда. Адам? У мужчины, вышедшего из пикапа, довольно длинные темные волосы, широкие плечи, основательная такая походка, когда каблуки у обуви словно впечатываются в асфальт… Да, это он, Адам, вышел из машины. Он, он. Тот, кого я ждала. Но, похоже, Адам приехал не один, еще кто-то сидел рядом с водительским местом (было видно силуэт), этот человек так и остался в машине.

А Адам тем временем зашагал прямо к подъезду.

Я вернулась в комнату, бросила плед на стул, подбежала к домофону. Раздалась мелодичная трель, прямо мне в ухо. Я сорвала трубку:

– Да?

– Это я, – прозвучал голос Адама – низкий, глухой, какой-то горловой, резкий, неприятный. Когда Адам громко произносил что-то на публике, то обычно на него все оборачивались.

Я нажала на кнопку, открывая дверь внизу.

Через пару минут Адам уже перешагнул порог моей квартиры.

– Птен, привет, – сказал он, нависая надо мной – его метр девяносто пять против моих метра шестидесяти. Хотел обнять, но я оттолкнула его:

– А руки? – Я указала на пачку влажных салфеток, лежавших на полке под зеркалом.

Адам фыркнул, вытянул салфетку из пачки, тщательно вытер ею руки, смятый ком бросил в корзину для мусора, что стояла тут же.

Потом опустился на неширокую скамейку – с кованым основанием, тяжелую и прочную, притянул меня, усадил к себе на колени, развел в стороны полы моей длинной рубашки и издал что-то вроде стона сквозь стиснутые зубы.

…У Адама были ужасные руки. Грубые, жесткие, шершавые, которые всегда царапали мою кожу. Пальцы и ладони Адама – сизые, с въевшимся в углубления папиллярных узоров металлом. Эти темные разводы не отмыть, я давно поняла, я уже смирилась.

Руки кузнеца. Да, у Адама – именно эта, редкая нынче, профессия… Почти все его родные по мужской линии являлись кузнецами – он, его отец и его сводный брат Виктор. Семейный бизнес. Бизнес, который занимал все свободное время. У Адама не было ни жены, не детей, но зато мне приходилось делить своего любовника с его работой.

Мужчины в семье Адама вечно выполняли чьи-то заказы – то они ковали перила, ограды, канделябры, садовую и домашнюю мебель (наподобие вот этой скамейки, на которой мы сейчас сидели, ее сюда Адам и притащил, кстати), то изготавливали оружие – кинжалы и мечи… Не настоящее оружие, как я поняла, а скорее сувенирное. А иногда мужчины рыскали по окрестностям в поисках подходящего металла, добывали его – на каких-то свалках, у перекупщиков, еще где-то. В подробности семейного бизнеса своего любовника я не вникала, неинтересно.