Правила крови

У меня не хватает духа сказать ему, что огромные деревья в дальнем конце сада заслоняют не только вид, но и свет, а также не пропускают свежий воздух к задней стороне дома. Я покорно обещаю написать своему депутату, мэру Лондона, плюс нескольким советникам в Вестминстере. Гость с вожделением смотрит на виски (или мне это кажется), и я вдруг понимаю, что не хочу его отпускать. Мне он кажется довольно милым, и мне нужен собеседник, который мне что-то расскажет, пусть даже о грубых ошибках властей, лишь бы отвлечься от мыслей о своем прадеде. Но когда я предлагаю ему выпить, он отвечает, что не может — он за рулем, — и тогда я понимаю, что гость смотрел не на виски, а на стопки бумаг на столе. Он спрашивает, что я пишу.

— Биографию одного человека. — Я не уточняю, что не пишу, а писал.

— Наверное, приятное занятие, — задумчиво произносит он.

— Иногда.

Я думаю, что после него придет мой сын и мне не придется быть наедине со своими мыслями. Я его провожу, потом придет Пол, а потом вернется Джуд. Глупо, да? Но это не мое преступление, не мой грех, не мой ужас.

Я выхожу вместе с ним на тротуар и смотрю в сторону станции метро на противоположной стороне площади. Там никого нет, если не считать женщины, прогуливающей йоркширского терьера, — ни Пола, ни, конечно, Джуд. Представитель Мейда-Вейл садится в машину и едет в следующий пункт назначения. Я возвращаюсь в дом. Сумерки опускаются быстро, и если я снова выйду, высматривая сына, то не увижу конца улицы. А что, если мысли Генри были похожи на сумерки, на сгущающуюся тьму? Когда он состарился, когда сожалел о содеянном?

Идея пришла ему в голову в молодости, не оставляла его в среднем возрасте, а потом что-то случилось, подтолкнуло Генри к действию, превратило безумную мечту в реальность. Толчком могла послужить публикация в 1877 году доктором Антоном Хесли результатов своих исследований в Тенне или смерть Ричарда Гамильтона. Генри любил Ричарда, и если бы он мог жениться на его сестре — в каком-то смысле жениться на Гамильтоне приемлемым для общества способом, навечно связав себя с ним, — то великая идея могла бы так остаться тем, чем она была, — жуткой фантазией, какие посещают всех нас, но никогда не реализуются. Подобная фантазия возникала и у меня, когда я надеялся, что Джуд окажется неизлечимо бесплодной или ее ребенок умрет. Но Гамильтон погиб в катастрофе на мосту через реку Тей. Когда это случилось, Генри мог подумать, что любовь и счастье ему уже не суждены и остались лишь честолюбие и признание его успехов.

Два года спустя он влюбился — по крайней мере, принимал свое чувство за любовь — в Оливию Бато. Одновременно он поддерживал типичную для джентльмена викторианской эпохи связь с Джимми Эшворт. Отношения с обеими женщинами не могли быть постоянными, поскольку противоречили великому замыслу. Пришло время продолжить исследования семей, в которых гемофилия передавалась по наследству.

Звонит телефон. Это Пол. Год назад звонок с сообщением, что он придет или не придет, был таким же невероятным, как объятие, которое теперь у нас иногда случается. Его сегодня не будет, но он может заскочить завтра, если мы не возражаем.

— Как там Джуд и мои сестрички?

Я не говорил, что мы точно знаем: оба ребенка девочки. Я отвечаю, что все хорошо. Джуд в гостях у Крофт-Джонсов, а я собираюсь выпить виски. Странно, но теперь мне действительно хочется выпить, и я наливаю себе порцию, достойную Лахлана Гамильтона. Любопытно, что пили джентльмены в викторианскую эпоху? Я так и не удосужился выяснить. Вероятно, мадеру и много шерри. А также бренди, напиток героев, как говорил Сэмюэл Джонсон.

Генри вернулся в Зафиенталь, пройдя двадцать миль пешком от Версама до Тенны, и стал задавать серьезные вопросы о жителях деревни. Гемофилия больше не преследовала живых, но осталась в памяти людей. Вероятно, это было весной 1882 года. Он выяснил, что женщина по имени Магдалена Майбах, впоследствии названная Барблой, была увезена из Тенны в Цюрих, а затем в Париж своей приемной матерью и благодетельницей. За Барблой Майбах стоило проследить. Ее отец упоминался Виели и Грандидье, а затем и Хесли как больной гемофилией, и поэтому она сама могла быть носителем болезни. Генри был убежден, что болезнь каким-то таинственным способом передается с кровью — а с чем же еще? Возможно, если его эксперимент увенчается успехом, он выяснит, что это за таинственный способ.

Я не знаю, каким образом он узнал о судьбе Барблы, но в то время во многих европейских странах начали вести записи рождения, бракосочетания и смерти, и это не составило большого труда. Конечно, потребовалось определенное время. По всей видимости, поиски заняли около года. Генри узнал, что Барбла вышла замуж за Томаса Дорнфорда, ювелира с Хаттон-Гарден, и имела детей. Одна из ее дочерей вышла за Уильяма Квендона и стала матерью некой Луизы Квендон, теперь жены Сэмюэла Хендерсона, адвоката из Блумсбери.