Правила крови

Джуд не бросила работу. Как ни печально, ей не пришлось этого делать. Когда-то я сам работал в издательском бизнесе, пока не ушел в свободное плавание на волне случайного успеха первой биографии, вышедшей из-под моего пера. Последняя моя книга еще не вышла из печати, а подготовительная работа отнимает столько времени, что я приступлю к биографии Генри только в конце следующего года — в лучшем случае. В самолете мне в голову пришла мысль, которая почему-то не посещала меня раньше. Будучи изгнан из Палаты лордов, я лишусь денежной компенсации. Пэр, посещающий Палату четыре раза в неделю — а если заседания проводятся по пятницам, то пять, — вправе рассчитывать на возмещение расходов в сумме тысячи фунтов в год или даже больше, причем эта выплата не облагается налогом. Возможно, мне придется найти работу — если получится. Я не могу позволить, чтобы меня содержала жена. А если ребенок? Ребенок, которого еще нет, но который может появиться…

Чарльз Лэм написал очерк под названием «Мои дети. Греза», о семье, которой у него никогда не было. Сентиментальный, но не лишенный прелести. Выдуманные дети собираются вокруг автора, чтобы послушать рассказы о людях, которые могли бы быть их предками, если бы малыши появились на свет. Дети хотели послушать про свою «дорогую покойную маму», но затем их лица стали тускнеть, растворяться вдали, и они печально сказали: «Мы — ничто, меньше чем ничто, чем сновидения. Мы лишь то, что могло бы быть, и принуждены ждать на унылых берегах Леты миллионы веков, прежде чем обретем существованье и имя»[42].

Я не знаю, читала ли Джуд этот очерк. Конечно, лучше бы не читала. Тут у меня нет выбора: я должен хотеть ребенка, должен прервать его ожидание на унылых берегах Леты, должен научиться хотеть его так же, как хочет Джуд, поскольку для нас это единственный способ остаться вместе. Я должен перестать испытывать облегчение от того, что прошел еще один день и она не произнесла этого запретного слова. Более того, я сам должен его произносить, демонстрировать воодушевление по поводу того, что меня пугает, изображать страстное желание, которого я не чувствую. И даже это должно измениться. Смятение должно уйти, а отношение ко всей нашей жизни — измениться. Я обязан стать похожим на Генри, думать о том, как он жаждал второго сына, хотя у него уже были пять дочерей и сын. И желательно, чтобы я перестал убеждать себя, что Генри приходилось легче, поскольку дома у него была жена и няньки, а вспомнил о его привязанности к младшему, Джорджу, больному мальчику, чей плач его так расстраивал.

Но хочу ли я эти заботы? Хочу ли я, чтобы кто-то вошел в мою жизнь и принес мне страдания? Мне вдруг вспоминается, как годовалый Пол заболел крупом, как мы везли его в больницу, а хирург делал ему экстренную трахеотомию. Мне снова придется пережить такие же муки или нечто подобное, если Джуд получит то, что хочет, — и то, что я должен научиться хотеть. Потому что я полюблю этого ребенка. Я буду обожать его, и все это очень печально. Но если Джуд не получит желаемого, будет еще хуже.

* * *

Сентябрь, воскресное утро, и к нам пришли Дэвид с Джорджи. Они взяли с собой Святой Грааль, вероятно, придя к выводу, что проявляли тактичность уже достаточно долго. Он самый большой десятинедельный младенец из всех, кого мне приходилось видеть, хотя опыт тут у меня невелик. Наверное, именно таких детей художники эпохи Возрождения использовали в качестве моделей для своих putti[43], предположительно потому, что это был идеал, а в XV веке немногие из флорентийских младенцев имели столько жира на своем теле. Я восхищаюсь им так бурно, что Джуд, которую должны впечатлить мои излияния, с подозрением смотрит на меня. Пока они с Джорджи обсуждают детей, режимы кормления и неизменную тему избытка молока у Джорджи, Дэвид сообщает, что двадцатого приедет его мать и пробудет у них неделю. Может, мы придем к ним на ужин во время ее визита? Я не могу отвергнуть приглашение, хотя мне очень хочется, но ставлю условие, что у меня будет возможность поговорить с Вероникой наедине, как она предлагала в своем письме. Я бы не прочь записать на диктофон нашу беседу — у меня такое ощущение, что она окажется очень полезной. Я советуюсь с Джуд, прерывая мини-лекцию Джорджи об эффективных методах сцеживания, молокоотсосах и тому подобном, и мы договариваемся, что придем на ужин в субботу, 25 сентября. Крофт-Джонсы теперь стали нашими друзьями.

— Родственники, с которыми мы дружим, — осторожно формулирует Дэвид.