– Это для твоей же пользы, – мягко проговорила она. – Я хочу, чтобы ты жила нормальной жизнью.
– Мама, – вздохнула Френни. – А почему ты не спросишь, чего хочу
Чему быть, того не миновать, нравится это вам или нет. В одно июньское утро жизнь всех троих изменилась раз и навсегда. Это был 1960 год, и как-то вдруг мир наполнился ощущением, что может произойти все, что угодно, – внезапно и без всякого предупреждения. Хорошо, что закончился учебный год, но в городе было жарко и душно. Нью-Йорк превратился в котел, где кипел влажный спертый воздух. Когда температура перевалила за девяносто[1] и сестры с братом уже сходили с ума от скуки, по почте пришло письмо. Конверт как будто пульсировал, словно внутри билось сердце. Хотя на нем не было марки и штемпеля, письмо доставили по назначению, и почтальон опустил его в прорезь во входной двери дома Оуэнсов.
Взглянув на конверт, Сюзанна сказала:
– Это от моей тети Изабель.
– У нас есть тетя? – удивилась Френни.
– Господи, только не это, – вставил свое слово доктор Берк-Оуэнс. – Не вскрывай письмо.
Но Сюзанна уже просунула ноготь под клапан конверта. У нее было странное выражение, словно она открывала дверь, закрытую давным-давно.
– Это приглашение для Френни. Все получают подобное приглашение, когда им исполняется семнадцать. Такая традиция.
– Значит, мне надо ехать, – быстро проговорила Френни. – Куда угодно, лишь бы сбежать хоть на время от маминых правил.
– Если поедешь, все будет иначе, – предостерегла ее мама. – Все изменится навсегда.
– Это вряд ли, – сказала Френни, отбирая у мамы конверт. Она всегда была смелой и всегда делала то, на что не отваживались другие. К тому же письмо адресовано ей, а не маме.
– Массачусетса следует избегать, – заметил папа. – Любые контакты с членами семьи проявят доселе латентные свойства личности.
Не обращая внимания на папу, Френни читала письмо, написанное мелким старомодным почерком, похожим на птичьи следы.
– Ты тоже ездила, когда тебе было семнадцать? – спросила Френни у мамы.
Сюзанна моргнула, ее серые глаза потемнели. Но под пристальным взглядом Френни она не смогла солгать.
– Да, – призналась она. – Потом сразу поехала в Париж, и на этом все благополучно закончилось. Но ты… – Она покачала головой. – Даже не знаю, как тебя отпускать одну. Ты и так-то упрямая и непослушная.
– Я послушная! – сказала Френни просто из духа противоречия.
Винсент наступил Френни на ногу, чтобы заставить ее замолчать. Винсент хотел приключений.
– Мы едем с ней, – сказал он.
– Мы за ней присмотрим, – добавила Джет.
Они уже все решили. Они сбегут на все лето. Пока родители спорили, что-то доказывая друг другу, Френни, Винсент и Джет бросились собирать вещи – главное не забыть купальники и сандалии! – радостные и взволнованные от мысли, что наконец-то они узнают о своей семье.
Когда они принесли в кухню рюкзаки, чемоданы и гитару Винсента, мама сидела за столом одна. С красными, припухшими глазами. Дети озадаченно уставились на нее. Кто она, союзник или враг?
– Это официальное приглашение, – сказала она. – Я объяснила вашему папе, что не поехать нельзя, иначе тетя обидится. Не знаю, понял он или нет. – Она повернулась к Винсенту и Джет. – Вы же присмотрите за сестрой, да?
Они заверили ее, что да.
– Изабель вас удивит, – продолжала Сюзанна. – Она станет устраивать вам испытания, когда вы их меньше всего ожидаете. Вам будет казаться, что никто вас не видит, но она видит и знает все. И вы должны пообещать, что вернетесь ко мне, – сказала она со слезами в голосе. Сюзанна редко проявляла столь сильные чувства, и дети приняли к сведению ее отчаяние. После такого поездка в Массачусетс обрела дополнительный смысл.
– Конечно, вернемся, – сказала Френни. – Мы же ньюйоркцы.
– Мы едем только на лето, – уверила Джет маму.
Каждый когда-нибудь покидает родительский дом, разве нет? Вот и им предстояло отправиться в самостоятельное путешествие, узнать, кем они были и что ждет их в будущем. Но для начала Винсент хотел лишь одного: скорее купить билет на автобус, – и, взглянув на сестер, он увидел, что они с ним согласны. Пути назад нет. Никто не захочет вернуться к обыденной жизни, которой их заставляют жить дома.