Лацио принес еще одну чашку эспрессо. Джонатан отхлебнул из нее, не отрывая взгляда от страницы.
И точно: в разделе «Подробности госпитализации» указывалось, что Эмму, или в данном случае Лару, привезла в госпиталь «скорая». Но откуда? Он провел пальцем по строчке, пытаясь разобрать запись, сделанную «медицинским» почерком. Прищурившись, он наконец прочитал следующее: «Пациентка подобрана на улице в г. Чивитавеккья в 20 час. 30 мин.».
— Чивитавеккья, — произнес он вслух и покачал головой.
Это был старинный порт на побережье, километрах в восьмидесяти от Рима, и он его хорошо знал, потому что там они побывали с Эммой во время медового месяца. Всего лишь одна ночь, проведенная по дороге в аэропорт. Она так настаивала, желая непременно посетить этот приморский городок, где все дышит историей. Сказала, что читала о нем в детстве и всегда мечтала туда поехать.
Там жили друзья Эммы. Друзья, с которыми она, вне всяких сомнений, познакомилась раньше, чем с ним.
Он посмотрел на Лацио, прикрывая рукой глаза от слишком яркого света лампы. Лицо горело еще сильнее, чем раньше, и дышать становилось все труднее. Он пощупал пульс и, к своему удивлению, обнаружил, что тот слишком частый. Наверное, всему виной усталость. Он совсем вымотался. Вот и всё. Джонатан сильно зажмурил глаза, стараясь прогнать недомогание.
— А разве нет клиники с хорошей операционной поближе к Чивитавеккье, чем больница Сан-Карло? — спросил он.
— Думаю, есть.
— Какая?
Лацио не отвечал.
— Какая? — повторил вопрос Джонатан.
В этот момент по всему его позвоночнику прокатилась волна озноба, и веки на какое-то мучительно долгое мгновение, затрепетав, сомкнулись сами собой. Он поднялся с кресла. Голова кружилась, в ушах стоял звон. И что еще хуже, он едва мог дышать. Всего секунд за пять его дыхательные пути оказались практически перекрыты. Он посмотрел на пустую кофейную чашку.
— Ах ты… — с трудом выдохнул он, ковыляя к Лацио нетвердой походкой. — Что ты мне подмешал?
Лацио попятился к двери.
— Это пенициллин, — ответил он. — У тебя ведь на него тоже аллергия. Я помню, как ты заболел и мы намучились, подбирая для тебя антибиотики. Не беспокойся. Я не дам тебе умереть. В соседнем кабинете у меня есть эпинефрин — препарат адреналина. Как только потеряешь сознание, я впрысну тебе дозу, достаточную, чтобы продержаться до приезда полиции.
— Сейчас же дай мне его! — Джонатан вытащил засунутый за пояс пистолет, но сразу уронил его на пол. Воздуха катастрофически не хватало. У него оставалась минута, не больше, затем он потеряет сознание. Он повалился на стол и при этом сшиб с него лампу. — Стул… — прохрипел он.
Лацио поколебался, потом бросился подставлять ему сзади стул. В этот момент Джонатан, собравшись с последними силами, нанес доктору сокрушительный удар в грудь и едва не вогнал того в стену. Это резкое движение помогло Джонатану набрать воздуху в легкие, и, прежде чем Лацио смог отреагировать, прежде чем он поднял руку, чтобы защититься, Джонатан изо всех сил ударил его в челюсть. Лацио соскользнул на пол и потерял сознание.
Джонатан шатаясь вышел в коридор. Силы быстро оставляли его. Толчком открыл дверь в процедурную, и, добравшись до шкафчиков, он принялся кое-как открывать дверцы. Искал препараты, которые смогли бы нейтрализовать действие пенициллина. Преднизон. Димедрол. Эпинефрин… Где он, чертов эпинефрин, о котором говорил Лацио? Ничего подходящего. Свет начал тускнеть. Джонатан припал на колено, затем с огромным трудом снова встал и невероятным усилием воли заставил себя пройти по коридору в следующее помещение. Дрожащими руками ухватился за шкафчик. И только теперь увидел название, значение которого искоркой вспыхнуло у него в мозгу. Адреналин. Он схватил коробку, смахнув десяток других, стоявших рядом на полке. Смяв ее в руке, сорвал крышку и вытащил ампулу.
Теперь нужен шприц.
Он открыл верхний ящик. Вот они. Бери сколько хочешь. Разорвав бумажную упаковку, он снял колпачок. Руки сделали это автоматически, потому что мысли блуждали где-то далеко, и перед глазами все плыло…