Правила одиночества

В результате сразу восстановили против себя москвичей, которые и до них не отличались особой приветливостью и любовью к гостям столицы. В сознании обывателя прочно закрепился образ эдакого афериста, мошенника и вора. И особенно к созданию такого имиджа приложили руку получившие свободу слова журналисты. Газеты в погоне за тиражами наперебой публиковали сводки криминальных происшествий, в которых подозреваемые были либо «уроженцы Азербайджана», либо «выходцы с Кавказа», либо «лица кавказской национальности». Даже если свидетели утверждали, что преступники были светловолосыми, то обязательно говорили с кавказским акцентом. Караеву особенно запомнился один случай, когда в драке с продавцами арбузов был ранен олимпийский чемпион по плаванию. В половине первого ночи два спортсмена, проезжая на машине, остановились у клетки с арбузами. Спящие в палатке на ящиках продавцы — их было двое — почему-то в час ночи отказались продать им арбуз, при этом одна из девушек, спутниц спортсменов, нечаянно задела ногой гнилой арбуз и он разбился, после этого азербайджанцы напали на спортсменов и ранили чемпиона ножом, к счастью, легко.

Так описывали этот инцидент журналисты. Между строк Караев явственно видел другую картину: двух заспанных тщедушных азербайджанцев, вынужденных спать в сентябре на улице, чтобы охранять арбузы, ничего не понимающих спросонок; ужас, охвативший их перед двухметровыми пловцами с широченными плечами, требующих среди ночи открыть клетку и продать им арбуз. Особенно хороша была фраза про гнилой арбуз, она напоминала цитату из фильма «Мимино», когда свидетель утверждал, что подсудимый пошел в туалет, по дороге нечаянно стулом зацепил люстру и разбил ее.

В кабинет вошла Маша, стала протирать пыль.

— ПОЛЫ Я закончила, — сказала она, — можете ходить.

— Ничего, если я еще немного посижу? — попросил Караев.

— Конечно, — разрешила девушка, — можете сидеть, а если хотите, можете даже лечь.

И усмехнулась.

«Дерзит», — подумал Караев. Несколько дней назад, когда Маша занималась уборкой, он прилег на диван и мгновенно заснул. Уходя, Маша разбудила его со словами: «Проснитесь, спящий человек беззащитен».

— У вас там шахматы, вы играете? — спросила девушка.

— Очень редко.

— Я тоже давно не играла, — заявила Маша.

— Звучит как предложение, — заметил Караев.

— А вы не хотите? — спросила девушка.

— Мы говорим обиняками.

— А вы предпочитаете прямоту, чтобы все говорилось прямым текстом. Но я же девушка, — в ее голосе не было кокетства, скорее утверждение.

— Неужели? В наше время это большая редкость.

— Я хотела сказать, женщина, дама, а дама только дает понять.

— Хорошо, женщина, — согласился Караев, — иди расставляй фигуры.

— А может, вы это сделаете, а я пока закончу здесь и приму душ?

— Может. Кстати, знаешь, как чукча женился на европейской женщине и на вопрос: «Ну, как тебе жена?» ответил: «Хорошая, только грязная больно, каждый день моется»?

Шутка не возымела успеха.

— Вам воды жалко? — спросила Маша.

— Нет, не жалко, неудачно пошутил, извини. Впредь, когда приходишь ко мне, можешь сразу идти в ванную, — сказал Караев.

— Спасибо, но у нас в общежитии с водой все в порядке. Так мы будем играть в шахматы, или вы боитесь проиграть?

Караев встал и пошел в другую комнату, взял шахматную доску, сел на пол и принялся расставлять фигуры. Шахматы ему кто-то подарил, он не был большим любителем. Последний раз ему довелось играть в армии, двадцать лет назад, играл он тогда довольно сносно, даже владел парой комбинаций, конечно, ему было далеко до Остапа Бендера, с ходу разыгравшего защиту Филидора, но индийскую защиту он тоже знал.

Вскоре появилась Маша с капельками воды на шее и на лбу.

— Я готова, мы будем играть на полу?

— Конечно, — сказал Караев, — садись, на чем стоишь.

У Маши на лице вновь появилась странная усмешка.

— Вы думаете, что, сидя на полу, вам удастся меня обыграть?

— Садись, не дерзи старшим, — миролюбиво произнес Караев.

— Прямо вам слова не скажи, — укоризненно заметила девушка, неуклюже пытаясь сложить ноги по-турецки, — а эту ногу куда сувать? Помогите, пожалуйста, вон как вы ловко сидите.

— Караев протянул руку, взял девушку за лодыжку и поправил ее.

— Какие у тебя длинные ноги, — заметил он.

— Это комплимент? — серьезно спросила Маша.

— Нет, констатация факта.

— А что бы вам не сказать мне комплимент? — в голосе наконец прозвучало кокетство.

— Это не входит в программу.

— В какую программу, сегодняшнего вечера? — спросила девушка.

— В программу наших взаимоотношений, — пояснил Караев.

— Я знаю, что я некрасивая.

— Ты белыми играешь или черными? — спросил Караев.

— Надо разыгрывать, а вы не ответили. — Она взяла с шахматной доски две пешки, спрятала за спиной, затем выставила кулачки.

Караев ткнул в один. Белая.

— Вам ходить, — с вздохом говорит Маша, — везет же.

— Попрошу без зависти, — сказал Караев, делая ход, — длинноногая девушка не может быть некрасивой или, вернее, девушка с длинными ногами уже красива.

— Наконец-то выпросила, я знаю, что я некрасивая, но все равно спасибо.

— Мария, уймись, — попросил Караев.