Правила одиночества

– Знаете, а мне понравилось, – она поднялась на колени, взяла Караева руками за голову и приникла к губам долгим поцелуем.

Легкая растерянность и неискушенность – именно эти качества ценил Караев в девицах, они наполняли его благоговением. Испуг в ее широко раскрытых глазах, когда он пытался овладеть ею, а Маша вновь и вновь ускользала из его объятий. На то, чтобы сорвать стон блаженства с девичьих губ, ушло полночи, Караев был почти уверен, что оказался первым мужчиной в ее жизни.

– Только не думайте, что вы лишили меня девственности, – вдруг произнесла Маша. – У меня уже был мужчина. – И пока Караев постигал смысл сказанного, добавила: – Правда, такое со мной впервые, я не знала, что это может быть так хорошо.

– Не думаю, что сейчас самое подходящее время для воспоминаний, – заметил Караев.

Эта особенность некоторых современных девушек убивала его: при первой же близости они торопились вывалить о себе все подробности, словно находились не на свидании, а на явке с повинной.

Но Маша словно не слышала его:

– У нас любовь была, настоящая, мы расставались только на сон, мы целый год встречались, я у него спросила, и оказалось, что он тоже никогда этого не делал, и я сама предложила ему трахнуться…

– О, Господи.

– …И знаете, нам это удалось с большим трудом.

– Умоляю, не надо деталей, – воскликнул Караев.

– Я и не собиралась рассказывать подробности. А знаете, я до сих пор его люблю.

– Я рад за него, – с кривой усмешкой произнес Караев. – Зачем же вы расстались?

– Он вдруг признался, что больше не любит меня, – горько сказала девушка, – и предложил встречаться – просто для секса, а я так не могу.

– Я смотрю, он был парень не промах, – заметил Караев.

– А вы знаете, он тоже был кавказец.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего, – Маша пожала плечами, при этом одеяло сползло вниз, обнажив маленькую грудь. Девушка торопливо закрылась.

– Ты питаешь слабость к брюнетам? – спросил Караев.

– Нет, это просто совпадение, опять же: вы не очень-то брюнет.

Караев приподнялся и заглянул в зеркальный шкаф, стоящий у стены.

– Это сейчас у меня серебро в лице появилось, а раньше был жгучим брюнетом.

– И многих вы сожгли? – кокетливо спросила Маша.

– И не сосчитаешь.

– А знаете, мы с Ашотом оба были девственниками.

– Как, – в притворном ужасе воскликнул Караев, – он был армянин?!

– Да, а как вы догадались? – удивленно спросила Маша.

– Это трудно было сделать – такое редкое имя! Неужели мне дорогу перешел армянин? Нет, я не переживу этого!

– Почему? – удивилась Маша.

– Сначала они оттяпали у нас Карабах, а теперь и до девушек добрались! Какой удар! Я должен срочно выпить.

Он поднялся и вышел из спальни. Когда вернулся – с рюмкой в руке – Маша спала, или делала вид. Караев вдруг почувствовал к ней жалость, потому что спящий человек беззащитен. Он тихо присел у изножья, но кровать скрипнула, и девушка открыла глаза.

– Извини, я тебя разбудил.

– Вас так долго не было, что я задремала.

– Знаешь, что я вспомнил? У меня был друг в юности, он был влюблен, и – я сейчас припоминаю – девушка была армянкой.

– Неужели? Бедный, представляю, каково ему было, вы ведь над ним тоже издевались.

– Да нет, представь себе, в то время мы жили дружно с армянами, да и я был добрее.

– Как интересно, расскажите! Пожалуйста.

– Ну, не знаю, это долго.

– А вы куда-то торопитесь? Я – нет, до утра времени много.

– Пожалуй, – задумчиво сказал Караев, – расскажу, только название придумаю.

– А без названия нельзя разве?

– Нет, конечно – что это за рассказ без названия! Никак невозможно. Историю эту мы назовем «Любовь и голуби».

– Что это за плагиат?

– Ну что поделать, в этой истории тоже была любовь, и были голуби. Повесть мы назовем «Любовь и голуби». Или, если хочешь, «Любовь энд голуби». Или, чтобы совсем уже обойти закон об авторском праве, – «Повесть о любовном томлении и голубиной стае». Итак.

Повесть о любовном томлении и голубиной стае

– Дело было в Баку весной 1975 года, – начал Караев.

– Какой ужас – меня еще на свете не было.

– Я и мой приятель Али маялись от безделья или, вернее, коротали время, оставшееся до ужина. Разглядывали прохожих…

…Али сказал, указывая куда-то вниз:

– Я бы ее проводил.

Ислам приподнялся на локте, посмотрел в указанном направлении и увидел женщину, переходящую дорогу.

– Старая, – сказал он.

– Ты глупый мальчишка, – снисходительно заметил Али, – и ничего, подчеркиваю, ничего не понимаешь в женщинах: конечно, она старовата, ей лет тридцать, не меньше, но это же самый кайф. Знаешь хохму? Один другому говорит: «Немножко денег – и я достану тебе самую сексуальную женщину на свете». Тот платит и получает семидесятилетнюю бабушку, и при этом слышит: мол, у нее лет тридцать уже не было мужчин, представляешь, сколько страсти в ней накопилось!

Али захохотал и стал двигать плечами, подражая походке женщины.

– Не смешно, к тому же она худая.

– Кто, бабушка? – недоуменно спросил Али.

– Эта тетка внизу, – пояснил Ислам.

Нет, все-таки ты безнадежен, – огорчился Али, – разве ты не знаешь поговорку: «Носить надо чарых[5], а любить надо худых»?