Правила одиночества

— С удовольствием, — сказал Ислам.

— А мы, Нина, между прочим, в бане были, — сказал Сенин после того, как они выпили за хозяйку.

— Да я уж вижу, лица красные.

— А мой друг, Нина, между прочим, — директор рынка, можешь у него продукты брать со скидкой, овощи всякие.

— А где рынок находится?

Ислам назвал район.

— Эх, далеко, жалко! Как говорится, за морем телушка полушка, да рубль перевоз.

Раздался звонок в дверь.

— К кому это? — встревожилась Нина. — Соседей дома нет.

— Открывай, Нина, это к нам, — сказал Сенин.

— К кому это — к вам? — подозрительно спросила Нина.

— К ним, вернее, — кивая на товарища, объяснил Сенин, — девушка ихняя. И сам пошел вслед за хозяйкой к дверям. Ислам тоже поднялся, но остался в комнате, чего толпиться в прихожей. Было слышно, как Сенин представлялся, знакомил девушку с Ниной. Вскоре он вернулся один, показывая сжатый кулак с поднятым большим пальцем и укоризненно шепча: «Старик, ты не прав, она очень даже».

— А ты бы еще выпил, — посоветовал Ислам, невольно вторя Маше, — а где она, убежала?

— Руки моет, чистоплотная.

Появилась Маша. Сенин засуетился, усаживая девушку на диван, и сам сел рядом. Маша посмотрела на Ислама и улыбнулась:

— Здравствуйте, не очень-то вы меня встречаете, могли бы и выглянуть.

— Я сам в гостях, — сказал Ислам, — быстро ты прилетела, молодец.

— На крыльях любви, — ответила Маша.

— Нормально доехала?

— С вас сто пятьдесят рублей за дорогу, а за моральный ущерб с вас брать не буду.

— Что случилось?

— Таксист клеился всю дорогу.

— Ну, это ничего, — сказал Ислам, — они ко всем клеятся.

— К вам тоже? — спросил Маша.

— Я имею в виду женщин, — спокойно ответил Ислам, хотя вопрос был дерзкий, в ее обычной манере.

Вернулась Нина, неся чистую тарелку и столовые приборы.

— Товарищи женщины, предлагаю выпить за вас, — сказал Сенин, поднимаясь, — этот бокал я буду пить, как гусар, стоя. За вас, потому шта (подражая Ельцину) именно в вас, по моему глубокому убеждению, и заключается смысл жизни.

Он был похож на сеттера, сделавшего стойку при виде дичи. Оттопырив мизинец, опрокинул рюмку и сел, довольно улыбаясь.

— А что, Маша, чем вы в жизни занимаетесь? — спросил Сенин.

— А что, разве мой друг не просветил вас? — в тон ему ответила Маша.

— Как она хорошо сказала — мой друг! — восхитился Сенин. — Прям как в девятнадцатом веке!

— А по-моему, она ответила тебе довольно дерзко, — уточнил Ислам, — они нынче все такие дерзкие. Ни слова в простоте.

— Ну что ты, разве такая милая девушка может дерзить?

— Саша, возьми себя в руки, — сказала Нина, — а то из тебя сейчас патока потечет.

— А вы не ответили на мой вопрос, — не унимался Сенин.

— Я учусь в театральном, а в свободное от занятий время подрабатываю прислугой вот у этого господина.

— Вы актриса?

— Нет, я экономист.

— Жаль, что вы не актриса, у вас такая интересная внешность.

— Не надо ничего о моей внешности, я вас очень прошу.

— А я ведь тоже уборщицей подрабатываю, — сказала Нина, — вот какие мужчины у нас теперь пошли: не могут женщину обеспечить — я имею в виду только своего мужчину, — поправилась она.

— Да мы уже поняли, — процедил Сенин.

— Ну что вы, я сама, — заявила Маша, — мне не надо, чтобы меня обеспечивали, я человек независимый!

— Эх, а я и рада быть зависимой, но не выходит, — вздохнула Нина, — в трех местах тружусь, как белка в колесе! А мой мужчина меня не содержит — так обидно!

— Это она для красного словца так говорит, — заметил Сенин, — но я, Нина, не для этого гостей пригласил, чтобы ты им всю нашу подноготную рассказала.

Казалось, его нисколько не задели слова Нины, он по-прежнему был весел, балагурил и сыпал комплиментами в адрес обеих женщин. Но Нина не унималась: видимо, она принадлежала к тому типу людей, которым для проявления смелости нужны зрители. Она была из породы публичных деятелей.

— Ты, Саша, не лимитчик? У них вот такое же отношение к женщинам.

— Я, между прочим, в отличие от всех вас, коренной москвич, — обиделся Сенин.

Ислам засмеялся. Он вдруг вспомнил, как в институтские годы одно время снимал комнату в коммунальной квартире. Соседями были как раз лимитчики, рабочие ЗИЛа. Часто бывало, что он, придя домой поздно вечером, заставал соседей на общей кухне, допивающих бутылку водки. Завидев его, они, вместо того чтобы пригласить к столу, всегда кричали: «Сосед, блин, когда же ты нам нальешь?»

— А вы знаете, почему он так плохо одет? — продолжала Нина.

— В каком смысле? — настороженно спросил Сенин.

— В прямом. Погляди на своего товарища. Хорошее пальто, костюм, а ты вечно в каких-то дешевых куртках, джинсах, непонятных свитерах, байковых рубахах. Как паршивый американец с Среднего Запада!

— Ну и почему? — насмешливо спросил Сенин.

— А чтобы меньше поводов было у Катьки для подозрений. А то она может подумать: куда это муж в хорошем костюме на ночь глядя поехал?

Сенин, которого наконец проняло, замолчал с мрачным видом, потом все-таки ответил: