Правила одиночества

А вот это она зря, это с ее стороны была стратегическая ошибка, я всегда удивляюсь тому, как женщины, будучи хитрыми от природы, поступают так глупо. Мужчину нельзя принуждать, его нельзя заставлять, его надо подвести к этой мысли и ждать, терпеливо ждать. С мужчиной надо поступать, как поступил мудрец с тонущим богачом: все кричали дай руку, а он не давал и продолжал тонуть, пока мудрец не сказал — возьми руку. Здесь примерно то же самое происходит, от мужчины вообще нельзя ничего требовать, все должно от него исходить. Вот я, например, если жена говорит, сходи за хлебом, сразу хромать начинаю, а если она просто констатирует, что дома нет хлеба, и продолжает заниматься своими делами, моет посуду, допустим, тут я великодушно предлагаю сходить за хлебом. Все довольны, и хлеб дома появляется. Нет, ну ты зря смеешься. Это много значит. Одно дело, когда к тебе с ножом К горлу: дорогой, ты должен на мне жениться. А другое, когда она робко говорит: как бы я хотела стать твоей женой. И ждет. А ты бы пообещал жениться, что тебе стоит, ты же не в суде находишься. Неужели тебе не жалко отпускать молодую девчонку, это ведь такой праздник, — мечтательно произнес Сенин.

— Не стану врать, что мне все равно, — признался Караев, — на сердце какая-то тяжесть, грусть присутствуют. Даже к собаке человек привыкает, а к человеку и подавно. Вот так всегда: спишь с кем попало, а потом переживаешь… Это я не к тому, что она плохая, а я хороший — просто мы разные, и у наших отношений нет перспективы. От одиночества все это, не от хорошей жизни. Робинзон Крузо вон с козой на острове жил, спасаясь от одиночества. Я, может, тоже виноват, что дал ей надежду, хотя нет, это я на себя наговариваю, она сама вообразила бог знает что. Я не люблю ее, а жизнь с нелюбимым человеком здорово укорачивает жизнь.

— Ну ладно, — добродушно сказал Сенин и предложил: — Давай еще по одной?

— Я не буду, — отказался Караев.

— Я тогда с твоего позволения, — Сенин налил себе, — ну ты не грусти, а то я смотрю, ты какой-то смурной. Девушки приходят и уходят, а мы остаемся.

— Я вовсе не из-за этого грустен, — сказал Караев, — моя печаль оттого, что я чужой, и не только в связи с нынешними геополитическими событиями. Только сейчас понимаю, что всю жизнь был чужим, но мне понадобилось дожить до сорока, чтобы понять это. Я уехал из родного города в неполные пятнадцать лет, и с тех пор возвращался туда только на каникулы или в отпуск. Но во всех городах, которых я жил, учился или работал, я был чужим. Человек не должен покидать отчий дом, он должен жить там, где родился, только там, на своей улице, в своем квартале, в своем городе он свой, извини за тавтологию. Он должен жить со своими родителями до их смертного часа, это его долг. А я отсутствовал в то время, когда моя мать умирала от головной боли, и я не могу себе этого простить. Последние годы жизни она провела как король Лир. Какое-то время странствовала от одного чада к другому, не находя нигде приюта. Затем жила одна, целыми днями сидела во дворе, зимой — у окна, провожая взглядом прохожих. Никого из нас не было рядом с ней.

Только сейчас я понимаю, что она испытывала, весь ужас ее одиночества, и не знаю, куда деваться от угрызений совести. У нее был ревматизм, едва ноги передвигала от болей. Отопление в Ленкорани дровяное, по старинке, в конце семидесятых провели газ, но с началом перестройки (после того, как Азербайджан получил независимость) трубу тут же перекрыли; естественно, сил у нее не было таскать дрова, топить печь. Она сидела в крошечной комнатке, завесив дверь пологом из одеяла, чтобы уменьшить обогреваемую площадь, жгла керосинку для тепла, на ней же и готовила, поскольку электричества не бывало сутками. Говаривали, что нынешний президент не может простить городу восстания Аликрама Гумбатова, поэтому держит его на голодном пайке. Одинокая, пожилая, беспомощная женщина. Подолгу стояла на крыльце с пустым ведром — попросить прохожего набрать воды из колодца; или давала денег, чтобы на обратном пути ей принесли хлеба или чего-то другого, в чем она нуждалась. Временами, когда совесть совсем загоняет меня в угол, я желаю себе точно так же закончить свои дни… Король Лир. Мне хочется бросить все к черту и вернуться на родину, но теперь у меня там никого нет, меня никто не ждет, я и там стал чужим.

— Дым отечества, — сказал Сенин, — это пройдет, осеннее обострение. Давай в баню сходим, самое лучшее средство от хандры. Попаримся как следует, отстегаю тебя веником, потом выпьем, и твою ностальгию как рукой снимет, а? Вот прям щас и поехали, как раз народу мало, будний день.

— Не поможет, это было бы слишком просто.

— Ну, как знаешь. Тогда я пойду, пожалуй.

— Ну, если ты больше ничего не будешь…

— Да нет, я бы выпил еще, но мне еще в одно место надо. До завтра. Будь здоров.