Правила охоты

— Мой отец был политиком и сыном политика. Это, конечно, не соответствует принципам демократического устройства общества, однако встречается не так редко, как может показаться. Все чаще и чаще политические посты в нашей стране передаются из рук в руки, от отца к сыну, словно какие-нибудь аристократические привилегии. Так было и в моем случае, хотя впоследствии мои отец и дед относились один к другому с изрядной прохладцей. Впрочем, некоторые политические союзы продолжают существовать вне зависимости от личных отношений. Как и дед, мой отец принадлежал к группировке Ходамы, хотя среди ближайших сторонников куромаку отца считали чем-то вроде диссидента. Он получил свое воспитание в мире, где правила политика большого кошелька, и первое время воспринимал все окружающее как явление вполне нормальное. Только потом он начал задумываться о недостатках и изъянах этой политики; у него было даже несколько идей, которые он хотел воплотить в жизнь, однако куда бы он ни обратился, повсюду его ждало разочарование. Политической системой общества управляли частные интересы, а суммы, циркулирующие внутри нее, были таковы, что стало ясно — никому не будет позволено становиться на пути этих интересов. Я говорю о миллиардах йен и о миллионах долларов. Например, одному губернатору провинции за подряды на строительство было заплачено двадцать миллионов долларов.

— Только одна взятка? — удивился Фицдуэйн.

— Одна-единственная, — подтвердила Чифуни. — Политики, высшие гражданские служащие, крупные бизнесмены и якудза — вот четыре столпа, на которых в Японии зиждется власть и коррупция. Конечно, не стоит думать, что все, кто занимает высокое положение в обществе, куплены на корню, однако сердцевина государственной власти прогнила настолько, что коррупция протянула свои щупальца слишком глубоко и далеко.

— Что же случилось дальше? — спросил Фицдуэйн.

— Мой отец попытался изменить существующее положение вещей. Вместе с несколькими наиболее молодыми членами клики Ходамы они образовали нечто вроде исследовательской группы, и в первое время у них были даже некоторые успехи. Но потом группа начала разваливаться. Некоторых просто купили, некоторые были арестованы по ложным обвинениям в коррупции, некоторых просто тихо и незаметно убрали. Это была прекрасно подготовленная и разносторонняя кампания по искоренению инакомыслия, и проведена она была молниеносно и безжалостно. А задумал и осуществил ее не кто иной, как мой дед. Он обладал неограниченной властью и не собирался отдавать се даже собственному сыну иначе как на своих условиях и в удобное для себя время. А время это еще не настало, и я вообще сомневаюсь, чтобы такой момент когда-нибудь пришел. Дед был гениальным куромаку, злобным, насквозь коррумпированным старикашкой, однако никто лучше него не ориентировался в политических играх власти и никто не смог бы вытеснить его с его места.

Фицдуэйн вздрогнул, словно полный смысл ее слов только что дошел до него.

— Ходама? — переспросил он. — Ходама был твоим дедом?

Чифуни повернулась к нему.

— Есть и другие куромаку, — возразила она спокойно. Опершись на локоть, она лежала лицом к нему на расстоянии всего нескольких дюймов. Когда Чифуни говорила, Фицдуэйн чувствовал на своем лице ее дыхание. Свечи располагались у нее за спиной, так что он не мог разглядеть черты ее лица, а видел только темные очертания груди с острым соском, кожу на животе и изгиб бедра. Ему пришлось даже напомнить себе, что перед ним женщина, которую учили убивать, и что свою подготовку она уже не раз пускала в ход без колебаний и угрызений совести. Перед ним была женщина, которая ради него рисковала своей жизнью и которая раскрыла ему тайны своего волшебного тела. У этой женщины руки были по локоть в крови, как, впрочем, и у него. Они оба жили в одном страшном мире, и его опасности и тревоги были для них общими.

— Ты — внучка Ходамы, — сказал Фицдуэйн уверенно, не обратив никакого внимания на се последние слова. — Боже мой, кому еще об этом известно? Почему именно ты расследуешь это дело? Разве у вас не принимается во внимание воздействие личных мотивов на объективность следствия, или это просто еще одно различие между японцами и нами, гайдзинами?

Чифуни наклонилась ближе и крепко поцеловала его в губы.

— Этот злобный старик убил собственного сына, — сказала она. — Ходама убил моего отца, чтобы спасти прогнивший порядок, при котором ему было удобнее и выгоднее всего существовать. Когда все дело отца было погублено, а его группа уничтожена и рассеяна, отец покончил с собой.

Точнее, его нашли у себя в кабинете с перерезанным горлом и бритвой в руке. В сейфе отыскались деньги и другие улики, поэтому заключение о самоубийстве было сделано чуть ли не автоматически. Ничего сложного и необычного в том, что опозоренный политик покончил с собой, не было.

— Откуда ты знаешь, что это на самом деле не было самоубийством? — спросил Фицдуэйн. — И вообще, откуда тебе известно столько подробностей?

Чифуни грустно улыбнулась.