Правила отхода

— Браво, Карл. Ты все понял. Заодно предлагаю тебе, как фанату деталей и уточнений, подумать о том, что неплохо бы вот эту структуру возглавить представителю советов.

— Не удивлюсь, если у тебя уже и кандидатура есть.

— Как не быть. Молодой парень-металург. Лет двадцать восемь ему сейчас. Сын одного из кремлевских лидеров.

— Молодой?! — встрепенулся Хофман — это же прекрасно! Нужно чтобы он быстрее приехал. Мы познакомим его с Магдой! Правда, Кэт?

Кэт закрыла лицо ладошками и плечи ее затряслись.

— Увы, Карл. Как не жаль, но лучше бы, чтоб этот деятель вообще забыл о женщинах. Хотя бы о европейских. Устойчивая работа созданной структуры должна идти без скандалов.

Карл снова закурил, задумался и кивнул.

— Ты прав, Питер. И это изящный ход. — но потом встрепенулся — но я, Грин, ничего не исключаю, потому что любовь не знает границ, и политических разногласий! А Магда должна быть наказана. В общем, пойду я спать, раз ужин придется отменить. И спасибо, Кэт. Ты снова спасла меня от неприятностей.

— Снова? — это когда это она его спасала?

— Она меня бросила, Грин, ради какого-то русского. А тот уже и костюмы носит те, что она укажет, и работу ей подыскивает…

Приезд советской делегации был не столь помпезным как в Бонне. Но, в Боварской Канцелярии, была устроена торжественная встреча. Официальные лица обменялись уверениями и заявлениями, и, по окончании официоза, немного потусовались в зале приемов, под шампанское и легкие закуски.

Косыгин сразу вычленил меня взглядом из толпы немцев, и приветственно кивнул. Ответно сделал лицом экстаз встречи, и окинул взглядом советскую делегацию. Пятеро, и бессменный товарищ Христюк. Все выглядят вменяемыми и собранными.

Во время послеофициозной тусовки, мы немедленно оказались с Косыгиным друг перед другом.

После обязательного политеса, совсем короткого, впрочем, приступили к обсуждению.

Алексей Николаевич демократично не стал селится в консульство, а, с остальными, поселился в гостевой дом, предоставленный Боварским Правительством.

Карл рассказал мне, что немцы предлагали ему, как главе делегации, вип-люкс в Кемпински, но он отказался. Об этом я, поначалу, и посетовал, что было бы проще работать, без всех этих официозных консульских заморочек. Но узнав про гостевой дом неподалеку, успокоился.

А потом, не откладывая, рассказал, что много изучал прессу. Обоих Германий, и советскую. И предлагаю подумать над применением беглецов на строительстве трубопроводов в Союзе. А потом на пальцах объяснил, что я имею ввиду. Ну, что основная угроза дипломатических осложнений, ведущих к напряженности, в первую очередь отсюда. Ибо раздражает Советское Руководство.

Времени до следующих переговоров у Косыгина было мало. Решили, что вернусь в пять, когда они закончат с основной программой по выставке, и пойдем поужинать.

Джо улетел в Бельгию. Хофман остался в Канцелярии. И я решил не возвращаться Грюнвальд. Катарина заявила, что намерена дрыхнуть до обеда, и смысла метаться не было. Пройдя парком Хафгартен, я устроился в Уно-Баре, и попросил принести мне газеты.

Отпив коньяку, я подосадовал что marc сюда еще не добрался, а шнапс мне как-то не заходит. Потом подумал, что через три дня полетит Гагарин. Скорее всего, приезд в этот момент в ФРГ делегации СССР спланирован. Не отходя от кассы снять политические дивиденды. Но, по большому счету, этот полет лишь немного отложит все обостряющиеся проблемы отношений СССР-Запад.

Тут я с ним согласен. Мой патриотизм тоже никогда не был кровожадным. Скорее именно патриотизм сделал меня антисоветчиком. Потому что основной советский тезис, равенство, был чистой фикцией.

Я вспомнил свою институтскую однокурсницу, подружку моего соседа по общажной комнате. Папа, крупный директор, присылал за ней самолет, на длинные выходные. Да самолет был заводским, то есть народным. Да, он летал по производственной необходимости. Но возникала эта необходимость почему то аккурат перед ноябрьскими праздниками, и после сессии. Тысяча девятьсот семьдесят девятый год. Через несколько недель Союз влипнет в Афган. А папа присылает за дочкой самолет.

И это в Союзе было правилом, а не исключением. При формальном равенстве, ведь даже квартиры жильцам, предоставлялись или государством, или предприятиями, в СССР было чудовищное неравенство. И это не зажиревшая номенклатура восьмидесятых. Народные комиссары, после революции, имели поместья и конюшни с лошадьми. Сталин раздаривал генералам особняки в Москве. Брежнев вообще обожал дарить чиновникам хоздачи.

Имущественная пропасть между Абрамовичем и трудягой на буровой, в двадцать первом веке — мелкая канава, по сравнению с пропастью между зам начальника оперативного управления генштаба и ударником коммунистического труда. И именно с борьбы с привилегиями номенклатуры, начал разваливаться Союз. И привилегии были более чем реальны.

Вот уменьшением этой пропасти я, по сути, и пытаюсь заняться. Автомобиль ведь тащит за собой кучу последствий. Дороги, парковки, гостиницы, нефтехимию и прочее и прочее.