Правила первокурсницы

— Но согласно пятой описи настоятельницы Отречения Лурдес Молчаливой, видеть князь мог, только пока стена оставалась целой, — закончила серая жрица.

— Надо их сжигать, — констатировал затворник.

— Описи или настоятельниц? — поинтересовался Арирх.

— Я еще не решил.

— А целой была только стена Муньеров, — прошептала я. — И как только род возродился…

— Они смогли его видеть, — закончила Дженнет. — Не удивительно, что эти стены разбили и растащили на камушки.

— Вот, как они узнавали, где ты. — Я схватилась за бедро, внутри которого разливалась огненная боль. В голове снова зазвучал голос одержимого: «Благодарю вас, леди Астер, за то, что выманили из норы этого пришлого…»

— Браво, — серьезно сказал князь. — Могу представить вас к княжеской награде.

— Они тянут время, — прошептал Вьер. — Нужно закрыть разлом. Время… его почти не осталось…

В кои-то веки я была с ним абсолютно согласна. Огненный ручеек продолжал растекаться внутри правой ноги.

— И опять верно. Тянем, — вздохнул затворник и устроился на каменном сиденье поудобнее, словно зритель в театральной ложе. — Ну, давайте, закрывайте ваш разлом.

И мы замолчали. Замолчали все разом, как толпа на главной площади Льежа, готовящаяся внимать глашатаю, зачитывающему приговор. Тишина и взгляды, которые мы бросали друг на друга, ища поддержки и не находя ничего кроме растерянности.

— Ну, — поторопил нас государь и качнул лезвием, — Я-то никуда не тороплюсь, а вот вы…

Ручеек огня превратился в речку, которая подхватила меня и стала бить о камни.

Я не сдержала стона.

Все обернулись. И демоны и люди. И даже рыжая, князь, и Аннабэль…

Я стиснула зубы, чтобы не закричать, но боль, в которой я сгорала, отчетливо виднелась на моем лице.

— Иви! — Я скорее угадала по губам, чем услышала голос Кристофера.

Лицо рыцаря показалось мне круглым, как белая Эо, как ее отражение в замковом пруду, что расплывается от одного неосторожного движения.

Огонь поднялся по венам вместо крови, и стон все же превратился в крик. Все смешалось перед глазами, я едва осознала, что падаю… Что упала, когда затылок обожгло болью, когда я ударилась им об пол.

Я кричала, а кто-то кричал вместе со мной, кто-то пытался меня поднять.

Воздух в легких кончился, я больше не могла кричать, но могла слышать голос Дженнет, который то появлялся, то пропадал, заглушаемый огненной болью.

— Степнячка говорила… Зелье отсрочило смерть… Но сделало ее крайне мучительной… И долгой.

— Насколько долгой? — кажется, затворнику и в самом деле стало интересно.

Боль заставила меня выгнуться дугой, и любопытство князя казалось почти кощунством.

— Несколько часов… дней…

Герцогиня говорила что-то еще, но я уже не слышала. Огонь влился в позвоночник, перед глазами сгустилась тьма. Сгустилась и тут же развеялась. Жаль, что боль не спешила следовать ее примеру, боль продолжала накатывать волнами, она отталкивала тьму.

Я снова видела зал с колоннами, снова видела людей. Но совсем иных. Они стояли, кто на коленях, кто на четвереньках, двое лежали. Но у всех без исключения руки касались мрамора, а их магия вливалась в пол, заставляя его светиться. Их было пятеро… Нет, шестеро. Еще один стоял в центре с мечом в руках.

Боль дошла до основания черепа, дошла до головы, ввинчиваясь так глубоко, что казалось еще немного и голова лопнет. Еще немного и я исчезну. Исчезнут воспоминания, исчезнут мечты, исчезнут надежды, слезы. Исчезнет любовь, исчезнет все, что было мной, было Ивидель Астер. Это было обидно. Наверное, поэтому я все еще цеплялась за жизнь, за то, что от нее осталось, даже за видения. Мне было так страшно закрыть глаза, ведь неизвестно, открою ли я их снова. А если открою, то где?

Огненный цветок распустился внутри головы, и я больше не могла ей сопротивляться, не могла сопротивляться огню, что горел внутри. Он наполнил меня до краев, а потом просто вылился наружу. Зерна изменений собрались на кончиках пальцев, кисти тут же отяжелели и прилипли к полу. Боль снова накрыла меня с головой, тело выгнулось. Я снова кричала, и этот крик звенел в ушах множеством голосов. Они грохотали, и от этого грохота дрожал пол, дрожали пальцы и даже пламя, что срывалось с пальцев и впитывалось в мрамор. Огня было много. Очень много, больше, чем в воды в Зимнем море.

Это был огненный хаос, огненный грохот. И среди всего этого безумия, я вдруг ощутила чужой взгляд и встретилась с чужими глазами. С чужими и знакомыми одновременно. Они были светлыми, совсем, как у Альберта, совсем, как у первого змея. Его ледяной взгляд резал, словно чирийская сталь.

— Прочь, — проговорил он одними губами, а его руки по-прежнему лежали на камне у нас под ногами. — Пошла прочь! Беги отсюда! Беги! — Он почти кричал.

А мраморный пол расходился трещинами возле его ног, возле ног того, что держал меч. Они оба вскочили, разбегаясь в разные стороны. Боль в очередной раз захлестнула меня, а тьма захлестнула мраморный зал. Человек с мечом оглянулся, и в отчаянии воткнул меч в черную расползающуюся пропасть в глупой, невозможной, а главное бесполезной попытке остановить тьму.