Каждый день, садясь за рукопись, я старалась вызвать в памяти один сюжет: первый день, когда я приносила каждого котенка домой, их детские подвиги — и вскоре воспоминания начинали цепляться одно за другое, и всплывали даже те, которые я уже почти забыла. Картинки прошлого были такими яркими и живыми, что, вставая из-за компьютера поздним вечером, я всякий раз изумлялась при виде трех совершенно взрослых кошек, выстроившихся передо мной. Когда они успели так вырасти? Когда Гомер успел обзавестись этими седыми усами? Какие-то минуты назад они были совершенными крошками, дравшимися за приоритетное обладание любимой игрушкой или старавшимися изо всех сил взобраться на диван, цепляясь крохотными лапками за обивку.
Бывали, конечно, в прошлом и такие моменты, которые трудно было переживать еще раз. Некоторые из них оказалось труднее описать, чем в свое время пережить. Но при всем этом рассказ о моей жизни с кошками заставил меня увидеть эту жизнь с такой стороны, о которой я не думала, проживая ее. Мы прожили хорошую жизнь вместе, поняла я, печатая последнее слово рукописи. В конечном счете нам всем невероятно повезло.
И когда я почти год назад сдала первый вариант рукописи, то решила, что все более или менее закончилось. Разумеется, не в том смысле, что наша жизнь подошла к концу. Но Гомер, как и Скарлетт, и Вашти, похоже, уже был готов вступить в элегантный возраст. Самые великие их подвиги остались позади. Конечно, я знала, что книга будет издана и что впереди меня ожидает еще много работы, когда редактировала рукопись и помогала моему издателю рекламировать книгу. Но стоило моим мыслям вернуться к кошкам, у меня возникало смутное ощущение, что они легко и неторопливо уходили из моей жизни навстречу закату, как герои в конце фильма, когда все самое интересное, что должно было с ними случиться, уже случилось и осталось в прошлом. Теперь, когда я вышла замуж и наша жизнь вошла в более-менее спокойное русло, что еще (думала я) может с нами произойти и заинтересовать посторонних людей?
Я даже не подозревала, что, написав эту книгу, я не только заново прожила нашу прежнюю жизнь, но и радикально изменила течение теперешней. Гомер из простого слепого кота превратился в Гомера Слепого Чудо-кота. Из кота, который был только моим, он превратился в кота, принадлежащего всему миру. Вся наша жизнь изменилась, хотя я далеко не сразу осознала эти перемены.
Первое подозрение зародилось у меня в тот день, когда я сдала первый вариант рукописи, потому что, по странному совпадению, именно на этот день была назначена первая фотосессия с Гомером. Мой издатель отправил к нам фотографа и помощника фотографа сделать фотографию кота, которая будет красоваться на обложке. Они буквально оккупировали нашу квартиру, начали двигать мебель в разные стороны и устанавливать гигантский рулон студийной бумаги, чтобы использовать ее в качестве задника. Кроме того, они привезли с собой мощные осветительные приборы вместе со специальными штативами высотой в шесть футов и другим оборудованием. («Очень трудно настроить свет так, чтобы он удачно высветил черного кота», — оправдывался фотограф.) Вашти и Скарлетт отказались выходить из дальней спальни, пока продолжалась вся эта суматоха, но Гомер, естественно, ринулся в самую гущу событий. На то, чтобы установить необходимое оборудование, ушло, вероятно, в два раза больше времени, чем нужно, поскольку Гомер залезал в каждую сумку, запрыгивал на каждый предмет оборудования и как безумный рвал когтями студийную бумагу («Мне никогда не попадалась такая текстура! Интересно, что это за прикольная штука?!»).
Это был первый день, когда Гомер выступил в роли «звезды», и мой первый день в роли «звездного куратора». Первый, но далеко не последний. Гомеру пришлось позировать еще на трех фотосессиях: один раз его снимали вместе с моим издателем для рекламных фотографий, один раз — для женского журнала «Ледис хоум джорнал» и один раз — для газеты «Ю-Эс-Эй тудей». Ему также пришлось отработать две видеосъемки.