Правила секса

– Это были Кеннеди, чувак… – говорит мне Марк; мы сидим у него в комнате в Нойсе, он вмазывается. – Кеннеди, чувак, проебали… все… На самом деле это был Джей-Эф-Кей… Это сделал Джон Ф. Кеннеди… Он все испоганил… все, понимаешь… – Он облизывается, продолжает: – Было это самое… мы были еще в животах у наших матерей, когда мы… я имею в виду, его… застрелили в шестьдесят четвертом, и весь этот инцидент… все схуиебилось… – Он останавливается, затем продолжает: – И очень неслабо… – Особое ударение на «очень» и «неслабо». – И… в свою очередь… понимаешь, это встряхнуло нас весьма неслабо, когда мы… были… в… – Он снова останавливается, смотрит на свою руку, а затем на меня. – Как это там называеца?.. – Переводит взгляд обратно на руку, потом на меня, затем снова на руку, аккуратно вытягивает иглу, затем снова смотрит на меня, все еще в замешательстве. – Их… гм, доисторические чрева, и вот почему мы… я, ты, этот нарк через коридор, сестра в Буте, все равно мы… Ты понимаешь?.. Это ясно? – Он щурится на меня. – Господи… представь, был бы у тебя брат, который родился в шестьдесят девятом или что-нибудь типа того… Они были бы… гребаными уродами…

Он выговаривает все это очень медленно (многое из этого и слушать невозможно) и кладет пипетку рядом со своим новым гудящим компьютером. Его друг Резин, который приехал из Анн-Арбора, сидит на полу, привалившись к столу, и гудит в такт. Марк с улыбкой откидывается на спинку. Я думал, с Кеннеди разобрались на пару лет раньше, но не уверен и не поправляю его. Меня прет, но все же можно было бы и зарубиться, потому что поздно уже, около четырех, но мне нравится, что все в комнате Марка мне знакомо – мелочи, к которым я привык: рваный постер «Не оглядывайся» с Диланом, кадры из «Беспечного ездока», извечный «Born to Be Wild» [2]на проигрывателе (или Хендрикс, или Эрик Бердон и Animals, или Butterfly, или Цеппелины), пустые коробки из-под пиццы на полу, старая книга Пабло Неруды на коробках из-под пиццы, постоянный запах благовоний, справочники по йоге, группа этажом выше, которая ночь напролет репетирует (сплошные каверы из раннего Спенсера Дэвиса, выходит хреново). Но Марк скоро уезжает, со дня на день, он терпеть не может это место, Анн-Арбор – вот где жизнь, это Резин его научил.

Я трахнул Диди, потом вернулся обратно в свою комнату, где сидела Сьюзен, она рыдала. Лягушатник, полагаю, в Нью-Йорке. Только ее мне сейчас не хватало, я сказал ей проваливать, после чего заехал в городе перекусить в «Бургер-кинг», по дороге к Роксанн, где мне предстояло решать вопросы с ее новым дружком – крупным и злобным городским барыгой по имени Руперт. Все эта сцена просто какая-то дурацкая шутка. Роксанн укурилась в такой хлам, что даже одолжила мне сорок баксов и сообщила, что «Карусель» (где Руперт тоже работает барменом) закрывается потому, что бизнес идет дерьмово, и меня от этого тоска пробрала. Руперт чистил шкаф с оружием и был под таким кайфом, что даже улыбнулся и дал мне снюхать дорожку. Я забрал у него стафф и двинулся обратно в кампус. Ехать было холодно и муторно, да и мотоцикл чуть не сдох прямо перед воротами, и я с трудом доехал последние три километра до колледжа. Я был слишком накурен, и меня тошнило от «бургер-кинговской» еды, и эти три километра после ворот в три ночи были полной жестью. Я курнул еще травы у Марка в комнате, и теперь он ее приканчивает. Ничего нового. Плавали, знаем.

Марк прикуривает ментоловую сигарету и произносит:

– Говорю тебе, Сэм, это все Кеннеди! – Его согнутая в локте рука на плече. Он облизывает губы. – Этот стафф…

– Я слышу тебя, брат, – вздыхаю я, потирая глаза.

– Этот стафф…

– Ну?

– Отличный.

Марк писал диплом по Grateful Dead. Сначала он старался вставляться пореже, чтобы не заторчать, но было уже типа слишком поздно. Я доставал ему наркотики с сентября, и он динамил меня с расплатой. Он только и говорил, что после «интервью с Гарсией» у него будет бабло. Но Гарсия давненько не наведывался в Нью-Гэмпшир, и терпение мое заканчивалось.

– Марк, ты должен мне пятьсот баксов, – говорю я ему, – мне нужны деньги до твоего отъезда.

– Господи, у нас были… у нас здесь были такие безумные времена…

На этой реплике я всегда начинаю подниматься.

– Теперь все… по-другому… – (и пр., и пр.), – и времена те прошли… и места уже не те… – говорит он.

Я пялюсь на кусок разбитого зеркала рядом с пипеткой и компьютером, и теперь Марк говорит о том, чтобы завязать со всем и отправиться в Европу. Я смотрю на него: изо рта воняет, не мылся неизвестно сколько, засаленные волосы забраны в хвостик, грязная, в пятнах рубашка.

– …Когда я был в Европе, чувак… – Он ковыряет в носу.

– У меня завтра пара, – говорю. – Как там с деньгами?

– В Европе… Что? Пара? Кто ведет? – спрашивает он.

– Дэвид Ли Рот. Слушай, ты дашь деньги или как?

– Да, понял я, понял, тише, Резина разбудишь, – шепчет он.

– Мне наплевать. Резин на «порше» разъезжает. Он может заплатить, – говорю я ему.

– Резин без денег сидит, – говорит он. – Я все отдам, все.