Наступает трехминутное молчание. Я продолжаю смотреть на часы, думая о том, чем сейчас занимается Эвелин. Она сказала, что спит, но я слышал приглушенную музыку на заднем плане. Я позвонил Роберту. Никто не подошел. Когда я перезвонил Эвелин, у нее работал автоответчик. Лицо Шона выглядит таким же. Я пытаюсь вспомнить, когда он возненавидел меня, когда я ответил на его чувство тем же. Он поигрывает еще какое-то время палочкой для коктейлей. У меня урчит в желудке. Ему нечего мне сказать, а мне, в конце концов, с ним и вовсе не о чем разговаривать.
– Что ты собираешься делать? – спрашиваю я.
– О чем это ты? – Он прямо-таки удивлен.
– Я говорю, работать собираешься?
– Не у отца,- говорит он.
– Ну и где же тогда? – спрашиваю его. Это честный вопрос.
– А ты что думаешь? – спрашивает он.- Есть предложения?
– Я тебя спрашиваю,- говорю ему.
– Потому что?..- Он поднимает руки вверх, держит их мгновение в воздухе.
– Потому что следующий семестр ты уже не вытянешь,- ставлю я его в известность.
– Ну, кто тебе нужен? Адвокат? Священник? Нейрохирург? – спрашивает он.- Ты-то чем занимаешься?
– Как насчет сына, каким его хотел видеть отец? – спрашиваю я.
– Думаешь, ту штуковину это хоть как-то колышет? – отвечает он со смехом, показывая большим пальцем в коридор, громко хлюпая носом.
– Он был бы рад узнать, что ты уходишь оттуда, назовем это так, в «академический отпуск»,- говорю я.
Рассматриваю другие варианты, тактики пожестче.
– Знаешь, его всегда расстраивало, что ты прошляпил все футбольные стипендии,- говорю я.
Он сурово смотрит на меня, не прошибешь.
– Так.
– Что ты будешь делать? – спрашиваю я.
– Не знаю,- говорит он.
– Куда поедешь?
– Не знаю.
– Куда?
– Не знаю. В Юту! – орет он.- Я поеду в Юту! В Юту или в Европу.- Он поднимается, отталкиваясь от стола.- Я больше не буду отвечать ни на один из твоих дурацких вопросов.
– Сядь, Шон,- говорю я.
– Меня тошнит от тебя,- говорит он.
– Это ничего не меняет,- говорю.- Теперь сядь на место.
Он не обращает на меня внимания и идет по коридору мимо палаты отца, мимо остальных палат.
– Я возьму лимузин, поеду к отцу домой,- говорит он, ударяя по кнопке лифта.
Вдруг раздается сигнал, и двери открываются. Он заходит, не оглядываясь.
Я подбираю палочку для коктейлей, которую он гнул. Выхожу из столовой и иду по коридору мимо помощников, которые даже не удосуживаются поднять на меня глаза. Звоню Эвелин с телефонного аппарата в коридоре. Она просит перезвонить позднее, напоминает, что сейчас уже ночь. Она вешает трубку, а я стою с трубкой, боясь ее повесить. Вот теперь те двое, что сидят возле двери, заинтересовались, теперь они наблюдают.
Пол
В «Карусели» я разговорился с городским, который для городского, на самом деле, весьма симпатичный. Он работает в грузоперевозках «Холмс» и думает, что Фассбиндер это французское пиво. Иными словами – идеал. Но Виктор Джонсон, который мне никогда особо не нравился и тут вдруг вернулся, в той же алкоголической кондиции, в какой и уехал, продолжает докучать мне вопросами типа «А где же все?», и мне приходится без конца его отшивать. В итоге он удаляется к игровым автоматам вместе с этим поэтом-разоблачителем, который до того, как обрил башку, был очень даже ничего, и строит мне рожи. Я спрашиваю городского, чем он собирается заниматься, когда уйдет из «Холмса» («Проблемы с работой»,- сообщает он по секрету).
– Поеду в Эл-Эй,- говорит он.
– Правда?
Я даю ему прикурить и заказываю еще один «Морской бриз» (двойной, беззвучно артикулирую я бармену). Беру городскому еще один стопак «Джека Дэниелса» и пива «Роллинг рок». Еще он называет меня «сэром», как в «спасибо, сэр».
Лиззи, страшила с театрального, подходит, как раз когда я говорю городскому, как великолепен Эл-Эй (не был ни разу), и произносит:
– Привет, Пол.
– Привет, Элизабет,- говорю я, по ходу отмечая, как тупой городской оглядывает Лиз, и, когда он поворачивается обратно к своей выпивке, испытываю облегчение.
Лиз долгое время пыталась затащить меня в кровать. Если это и произойдет, то не сегодня вечером. Она ставила в этом семестре пьесу Шепарда и, в общем, не такая уж и уродина; на самом деле даже довольно симпатичная для «пидорской подстилки», но все же спасибо, не надо. Кроме того, я взял за правило никогда не спать ни с кем с театрального.
– Хочешь познакомиться с моим приятелем Джеральдом? – спрашивает она.
– Это еще что значит? – говорю я.
– У нас есть экстази,- говорит она.
– Это должно меня подманить? – Я гляжу на городского, а затем говорю Лиз: – Позже.
– О’кей,- пищит она и уходит.