Я схватил шарф с вешалки, умудрился захлопнуть дверь до того, как засеменил за Раймондом вниз по лестнице и в Фелс. Мы шли по коридору Гарри, и вдруг мне стало страшно. Я и так порядком струхнул по поводу свидания с Шоном (Шон Бэйтмен — это имя я нашептывал себе весь день, чуть ли не молясь на него: в душе, в кровати под подушкой, другая подушка между ног) и еще больше, что опоздаю и все испорчу. И это вызывало у меня больше паники, нежели мнимое самоубийство: тупой первокурсник Гарри, пытающийся покончить с собой. Как он вообще это сделал, думал я, направляясь к его двери, а Раймонд тяжело дышал, издавая странные звуки. Передознулся аспирином с алкоголем? Что его спровоцировало? CD-плеер сдох? Или «Полицию Майами: отдел нравов» отменили?
В комнате Гарри было темно. Работала только настольная лампа черного металла, на пружинах, под постером с Джорджем Майклом. Гарри лежал на кровати, с закрытыми глазами, в типичном наряде первогодки: шорты (это в октябре-то!), свитер поло, высокие кроссовки, — болтая головой из стороны в сторону. Рядом с ним сидел Дональд, пытаясь заставить его проблеваться в мусорную корзину рядом с кроватью.
— Я привел Пола, — сказал Раймонд, словно спасение жизни Гарри было именно в этом.
Он подошел к кровати и посмотрел вниз.
— Что он принял? — спросил я, стоя на пороге. И посмотрел на часы.
— Мы не знаем, — ответили они одновременно. Я подошел к столу и взял полупустую бутылку виски
«Дьюарс».
— Не знаете? — раздраженно спросил я. Принюхался к бутылке, словно в ней и крылась разгадка.
— Слушай, мы везем его в больницу Данхам, — сказал Дональд, пытаясь его приподнять.
— Так это же в гребаном Кине! — заорал Раймонд.
— Ну а где же еще-то, придурок? — крикнул Дональд.
— В городе есть больница, — сказал Раймонд, а потом: — Ты, идиот.
— Мне-то откуда знать?! — заорал Дональд.
— У меня встреча в семь, — сказал я.
— Да на хуй встречу. Подгоняй тачку, Раймонд! — выкрикнул Дональд на одном дыхании, поднимая Гарри.
Раймонд проворно проскочил мимо меня в коридор. Я услышал, как хлопнула задняя дверь Фелс-хауса.
Я подошел к кровати и помог Дональду поднять на удивление легкого Гарри. Дональд приподнял руку Гарри и по какой-то причине снял кашемировую жилетку, в которой он был, и швырнул ее в угол.
— Что ты делаешь? — спросил я.
— Моя жилетка, не хочется испортить, — сказал Дональд.
— Что делать-то будем? — прокашлял Гарри.
— Смотри, он жив, — произнес я с обвинительной ноткой в голосе.
— О господи, — сказал Дональд, окинув меня взглядом. — Все будет хорошо, Гарри, — прошептал он.
— По мне, так он нормально выглядит. Пьяный, может, — сказал я.
— Пол, — произнес Дональд своим исступленным поучительным тоном, закипая от злости, хотя губы едва двигались, — он позвонил мне перед ужином и сказал, что собирается покончить с собой. Я пришел к нему после ужина — и взгляни на него. Он явно что-то принял.
— Что ты принял, Гарри? — спросил я, слегка пошлепывая его своей свободной рукой.
— Давай, Гарри. Скажи Полу, что ты принял, — убеждал Дональд.
Гарри лишь кашлянул в ответ.
Мы потащили его, смердящего вискарем, по коридору. Он был без сознания, голова болталась. Мы вытащили его на улицу как раз тогда, когда Раймонд подъехал к задней двери Фелс-хауса.
— Почему он это сделал? — спросил я, когда мы пробовали засунуть его в машину.
— Дональд, садись за руль, — сказал Раймонд, вылезая из «сааба», чтобы помочь нам уложить его на заднее сиденье.
Работал двигатель. У меня начинала болеть голова.
— Я только автомат вожу, — выговорил Дональд.
— Черт подери! — заорал Раймонд. — Тогда назад садись.
Я же сел вперед на пассажирское сиденье и не успел даже дверь захлопнуть, как Раймонд газанул.
— Зачем он это сделал? — снова спросил я, когда мы уже проехали ворота охраны и половину Колледж-драйв.
Я думал попросить их высадить меня в Северном Кэмдене, но знал, что этого они мне никогда не простят, и не стал.
— Он сегодня узнал, что его родители не родные, а приемные, — проговорил Дональд с заднего сиденья.
Голова Гарри была у него на коленях, и он снова закашлялся.
— О, — произнес я.
Мы выехали за ворота. На улице темень и холод. Мы ехали в противоположном от Северного Кэмдена направлении. Я снова взглянул на часы. Четверть восьмого. Я представил себе разочарованного Шона, сидящего в пустом баре «Каса Мигель» в одиночку с ледяной «Маргаритой» (нет, это он бы никогда не стал пить; вместо этого мне представилось какое-нибудь мексиканское пиво), и как он едет обратно (подожди-ка, а может, у него и машины не было и он пришел туда пешком, господи Иисусе) один. Машин на дороге почти не было. Перед Синема I и II выстроилась очередь из городских на новую картину с Чаком Норрисом.