Правила ведения боя. #победитьрак

Для того чтобы было понятно, я поясню: новообразования в головном мозге можно условно разделить на четыре группы.

Доброкачественная. Независимо от пола и возраста она может жить с рождения до самой смерти, не беспокоить и не причинять вреда. Это доброкачественная, медленно растущая опухоль. После хирургического удаления в большинстве случаев наступает полное выздоровление.

Тоже доброкачественная, но в отличие от первой растущая более активно и потому подлежащая оперативному удалению. Если операция сделана качественно и вовремя, а реабилитация проведена грамотно и в срок, никаких последствий заболевание, как правило, не имеет.

Астроцитома. Злокачественная опухоль, состоящая из активно делящихся клеток и требующая обязательного вмешательства: операции, химиотерапии, облучения. Статистически у пациентов с этим видом рака есть перспектива пятилетней выживаемости.

Глиобластома, самая агрессивная, сопротивляющаяся лечению опухоль головного мозга. Для клеток этой опухоли характерно активное деление, прорастание в кровеносные сосуды, образование некротических (отмерших) участков. Прогноз менее благоприятный: в течение пяти лет выживают 13 % пациентов в возрасте 20–44 лет и 1 % пациентов в возрасте 55–64 лет.

По оценкам ВОЗ, возможность успешного и полноценного излечения опухолей головного мозга (как, впрочем, и любых других опухолей) зависит от своевременного и адекватного диагноза. В зависимости от гистологического подтипа опухоли при раннем обращении (1–2 стадия) пятилетняя выживаемость составляет 60–80 %. При позднем обращении и невозможности хирургического вмешательства выживаемость не превышает 30–40 %.

Всё это Давид Серван-Шрейбер пока знает чисто теоретически, из учебников, по которым учился в мединституте. На практике – анализы, обследования, несколько сменяющих друг друга врачей и вердикт: положение плачевно; его опухоль головного мозга чрезвычайно агрессивна. Впереди – призрачная возможность экспериментальной операции. Это отсрочка на несколько месяцев, максимум год. Благоприятный исход его рака – цифра с парой нулей впереди. А в его жизни, напомню, всё только начинается: карьера, молодая русская жена Анна, горячее желание продолжения рода… Тогда Серван-Шрейбер поступил парадоксальным образом, он сказал сам себе: я же врач; я должен придумать что-то, что поможет моему организму победить.

Нет, он не отказался ни от химии, ни от операции. Но, находясь на больничной койке, только и думал о том, что должно быть обязательно что-то еще. Операция и химиотерапия поставили Шрейбера на ноги, остановили его рак. Конечно, Давид верил (точнее сказать, хотел верить), что это окончательная победа и больше он никогда не вернется к этой теме. Но как ученый он не мог не понимать, что это никакой не конец. Это только начало сражения. Перед выпиской Шрейбер спросит своего доктора: «Могу ли я сам чем-то помочь лечению?»

Ответ хотя и был ожидаем, поразил Давида. Врач сказал: «Я не знаю». Так, перейдя из категории «врач» в категорию «больной», Серван-Шрейбер понял, насколько мало и те, и другие – и доктора, и их пациенты – знают о раке. И как узко, каждый со своей стороны, видят проблему.