Правила виноделов

Теперь, когда доктора Кедра не стало, мысль о замене дряхлого старца и потенциального гомосексуалиста больше не доставляла миссис Гудхолл того острого наслаждения; но в ее неугомонной голове уже созревал новый волнующий план. Вот бы пригласить вместо доктора Кедра молодого миссионера, который так горячо полемизировал с ненавистным стариком! А для доктора Гингрича забрезжил наконец луч справедливости. Место свихнувшегося старика займет не покорившийся ему человек. Но если честно признаться, доктора Гингрича больше волновало состояние рассудка миссис Гудхолл; он с упоением наблюдал за этой гремучей смесью — манией праведности, помноженной на вдохновенную ненависть.

Конечно, все попечители горели желанием встретиться с доктором Буком. Но доктор Гингрич жаждал к тому же понаблюдать за миссис Гудхолл. В лице у нее развился недавно нервный тик. Если кто-то доставлял ей огромное удовольствие или, наоборот, вызывал сильнейший гнев, правая щека у нее начинала бешено дергаться. И можно ожидать, что знакомство с миссионером-праведником вызовет в лице миссис Гудхолл мощнейший мышечный спазм. Доктору Гингричу не терпелось это увидеть.

«Надо заморочить попечителям мозги, — писал сестре Анджеле Гомер. — Сообщите им, что ваши попытки связаться с доктором Буком кончились пока ничем. Доктор сейчас в Индии, на пути из одной миссионерской больницы в другую. Одна, скажем, в Ассаме, другая в Нью-Дели. И связаться с ним можно будет самое раннее через неделю. Так что, если его привлечет место врача в Сент-Облаке, он появится здесь не раньше начала ноября».

Гомер надеялся, что за это время успеет поговорить с Анджелом и завершит свой последний яблочный сезон.

«Постарайтесь убедить совет, что вы опытные медсестры и прекрасные акушерки и сумеете распознать, нужен ли пациентке врач, — продолжал Гомер. — Простите, что я приеду не в ближайшие дни. Мне еще очень много надо здесь сделать. Но это нам на руку. За время ожидания смутные идеи перерастут в твердые убеждения. Путь из Индии в Америку не близкий, и если у них есть какие-то сомнения, они за эти месяцы рассеются».

Он попросил прислать ему все, имеющее отношение к истории Фаззи Бука, и хорошенько подумать, не упустил ли Кедр чего-нибудь важного. Хотя вряд ли Святой Кедр мог хоть что-нибудь упустить. И еще приписал две короткие фразы: во-первых, что любил Кедра «как родного отца», во-вторых, что «опасности со стороны Мелони нет».

Опасность грозила бедняге Бобу, который сломал Мелони руку и нос. Но Боб был туповат и не подозревал об опасности. Когда гипс с руки Мелони сняли и нос принял почти прежнюю форму, они с Лорной стали опять похаживать в свои любимые кабачки, среди которых была пиццерия в Бате. Как-то они столкнулись с Бобом. Поддавшись низменному инстинкту и введенный в заблуждение скромной щербатой улыбкой Мелони, он опять полез было к Лорне. И коварная Мелони, недолго думая, отхватила ему пол-уха кусачками (непременный спутник электрика); сломала несколько ребер, нос и вдобавок избила стулом до потери сознания. Она уже давно не питала зла против Сент-Облака, но натура ее требовала мщения — око за око, зуб за зуб.

— Ты — мой герой, — сказала ей Лорна. Не самое удачное слово для похвалы, Мелони столько лет напрасно верила в геройство Гомера.

В глазах же Роз Роз Гомер был настоящий герой; весь понедельник она лежала в постели в комнате Анджела; Кенди приносила ей малышку, и Анджел забегал проведать под любым предлогом.

— Ты полюбишь эту комнату, — сказал он Роз Роз.

— Ты совсем ненормальный, — засмеялась она. — Я уже ее полюбила.

Но для сбора яблок тот день был испорчен; мистер Роз в сад не вышел, и еще добрая половина работников осталась в доме сидра — болели ушибы от вчерашних падений с велосипедов. У Гомера, который и метра не прокатился на злодейской машине, распухло колено, а на спине разлился синяк величиной с дыню. Персик не мог влезть на лестницу, пришлось ему грузить прицепы и собирать падалицу. Глина охал и стонал, но он единственный освоил искусство велосипедной езды. Котелок объявил, что в такой день лучше всего поститься.

И мистер Роз постился. Он сидел у дома сидра в позе индейца, закутавшись в свое одеяло — солнце уже грело слабо, — и молчал.

— Он сказал, это яблочная забастовка, — шепнул Персик Глине.

На что Глина громко ответил, что и голодная, и вообще всякая.

— Будем работать без него, — сказал Гомер сборщикам; выйдя из дома, они крались мимо мистера Роза на цыпочках: он выбрал место для сидячей забастовки возле самых дверей.

— Сидит как саженец. Сам себя посадил, — буркнул Персик.

Котелок принес ему кружку кофе и кусок свежеиспеченного хлеба. Но мистер Роз ни до чего не дотронулся, только жевал пустышку. День был довольно свежий; солнце скоро спряталось в облака, и мистер Роз натянул одеяло на голову; так он и сидел, закутанный с головы до ног, отрешившись от всех и вся.

— Он как индеец, — сказал Персик. — Не вступает в переговоры.

— Он хочет видеть дочь, — сообщил Глина Гомеру в конце дня. — Он сам мне это сказал. Просто хочет видеть, и все. Сказал, что пальцем ее не тронет.