Я почти готова к выходу, и думаю, что наверное это судьба. Быстро собираюсь и закрываю дверь своего уже кабинета. На улице отвратительно. Холодно и мокро. С неба крапает полудождь - полуснег, под ногами противно чавкает хлипкая каша из грязного снега пополам с песком и каменной крошкой, настолько мелкой, что она забивается в подошвы сапог и с трудом вымывается оттуда. Букет еле держится в руках, напоминая с виду бесформенную кучу. Мне слишком сильно понравились эти цветы, и я завернула их в несколько слоев бумаги. Теперь ноша в моих руках просто угрожающих размеров. И из-за этого я совершенно не вижу дорогу. Делаю шаг и проваливаюсь в глубокую лужу, которая абсолютно незаметна под тусклым светом фонарей. В сапогах становится мокро и противно. Я стряхиваю с мыска грязные капли, как будто это поможет вернуть бывалую сухость и внешний вид. До дома далеко. Не два часа конечно, но почти час в метро и четверть часа пешком - в моем обязательном графике сегодня. Я чертыхаюсь, ругаю себя за неосмотрительность и разворачиваюсь на тротуаре. Думая, вернуться ли обратно, чтобы вызвать такси, или все таки рискнуть и пойти к метро.
- Садись в машину, - раздается сзади, - быстрее.
Застываю в нерешительности, потому что знаю, кому принадлежит этот голос. В груди появляется комок, мешающий дышать. Артем.
- Алиса, пожалуйста, садись, - он наклоняется, чтобы видеть меня, - я просто довезу тебя до метро, и я не кусаюсь.
Дверь его черного внедорожника приоткрыта, в салон летят капли дождя со снегом и я вижу в свете фонарей, как они опускаются на обивку салона и исчезают в темноте.
Наконец здравый смысл отвешивает пинка моему самообладанию, которое больше похоже на детское упрямство, я сажусь в спасительное тепло автомобиля, и захлопываю дверь. Букет отправляется на заднее сиденье, шурша оттуда пергаментной бумагой и многослойными газетными обертками.
- Спасибо, - стараюсь не смотреть в его сторону, и снимаю сапоги. Масштабы проблемы поражают своими размерами. Я промокла насквозь. Внутри обуви хлюпает вода и приходится открыв дверь, пока машина не тронулась, вылить содержимое сапог на улицу.
- Где ты живешь, Алиса? – он, нахмурившись, наблюдает за моими манипуляциями, - адрес.
- Не стоит, я справлюсь, в метро тепло и ехать совсем недолго, - я пытаюсь изобразить непосредственность, - и от метро там совсем близко. Притворная улыбка на лице. Но я вижу, что сыграла плохо. И Артем мне не поверит.
- Почему я не могу подвезти тебя? – совершенно искренне удивляется он, - мне по пути, тоже в ту сторону, не вижу проблемы…
Ноги уже замерзли, поэтому я решаю согласиться, чтоб не заболеть еще до кучи. Бесконечно благодарю его и думаю, что будет, когда мы окажемся на пороге квартиры. Моей квартиры.
Все происходящее словно происходит по чьему-то умыслу. И этот кто-то лишь наблюдает за нами, улыбается и периодически дописывает целые абзацы в сценарий этой пьесы.
Мы едем не так долго, как хотелось бы. И пока я решаю, как себя вести, Артем улыбается и задает тот самый вопрос, которого я боюсь больше всего: - Кофе угостишь?
- Да, конечно, – говорят мои губы, отмахиваясь от предостерегающих выкриков сознания.
Мы поднимаемся на мой этаж. Заходим в квартиру. Происходящее похоже на сцену из фильма.
Я бросаю в прихожей сапоги, и сразу бегу на кухню, чувствуя, как предательски краснеют щеки и стучит сердце. Этот вопрос слишком предсказуемый, слишком. Во всяком случае, для меня. И я почти уверена, что кофе – лишь предлог для чего-то иного. И от этой уверенности почти заканчивается кислород в легких, желудок сжимается в тугой узел и внизу живота появляется слабая пульсация. Руки слегка подрагивают, и я чудом не разбиваю ни одну чашку.
Кричу Артему, что в ванной есть белое полотенце, гостевое. Оно и правда есть. Висит уже давно, потому что готей у меня почти не бывает.
Я кипячу чайник, вспоминая, что кофе остался только растворимый. Артем согласен даже на такой, хотя я знаю, что его секретарша заказывает в соседнем кафе напиток для босса. Он уже закончил и наблюдает за моими суетливыми пробежками между холодильником и раковиной, задумчиво потирая подбородок.