Правильно ли мы говорим?

Как назвать высокую остроконечную башню?

«Ну, конечно, "шпиль", — ответит каждый. — "Шпиц" — это порода собак с острой мордочкой («шпиц» — по-немецки «острый») и Длинной шерстью. Кто же скажет «шпиц» про башню!

Кто? Николай Васильевич Гоголь.

Раскройте его «Невский проспект» и вы прочтете: «...почувствует себя выше адмиралтейского шпица»...

Следовательно — в гоголевское время про высокую остроконечную башню говорили «шпиц». Постепенно это слово обветшало и в наши дни заменено словом «шпиль») — от немецкого «Spille» («шпилле») — «веретено».

Вот пример отмирания слова и вытеснения его новым...

* * *

Немного о словотворчестве писателей.

Может ли писатель сочинить такое слово, которое бы вошло в язык?

Может — в смысле «имеет право»... Еще Гораций писал о праве поэта: «...свою чеканить монету», то есть создавать свои, новые словообразования.

Но редко, очень редко, слово, созданное писателем, входит в язык народа.

Вот, например, из большого количества слов, сочиненных Ф. М. Достоевским, уцелело, кажется, одно слово «стушеваться».

А ведь Достоевский вводил множество весьма удачных неологизмов. Мы можем вспомнить такие слова, как «стрюцкий», «срамец», «шлепохвостница» (от слов «шлейф» и «шлепать»), «сверлива» (от слов «сверло» и «сварлива»), она «лисила» (хитрила) и др.

Большинство из его слов остро и метко, но всё же эти слова не вошли в русский язык. Народ их не принял, не «взял на вооружение...»

И. С. Тургенев изобрел слово «нигилист» (от латинского «nihil» (нихиль) — «ничто», то есть «всеотрица- тель»). Это слово сразу вошло в язык народа и живет в нем до сих пор.

Не надо думать, что новые слова могут сочинять только большие писатели, классики; иногда это удается писателям сравнительно мало известным.

Кто, например, сочинил слово «интеллигент»? П. Д. Боборыкин (1836-1922), писатель ныне мало читаемый.

Даже такой совершенно ныне забытый поэт, как Игорь Северянин, пытавшийся внедрить в русский язык сотни неологизмов, сумел не сочинить, а удачно переделать одно- единственное слово «бездарь», которое существует теперь на равных правах со словом «бездарность».

Можно составить целый словарь, например, из слов, сочиненных Н. С. Лесковым, но это будет книжная затея: в разговорную речь они не вошли. Разве что, как шуточное, слово «мелкоскоп»...

Из огромного количества новых слов нашего великого трибуна революции поэта В. В. Маяковского, множество цитат из стихов которого мы знаем наизусть, мы можем назвать, пожалуй, только «громадьё».

Попытки словотворчества продолжаются. Так, у молодого поэта Евг. Евтушенко читаем:

«За окном во дворе голоса малышат...»

Можно твердо сказать, что последнее слово — некий словесный гибрид «малышей» и «мышат» — никогда не войдет в нашу речь.

Итак — создание писателями слова, вошедшего в язык народа, — явление не только редкое, но редчайшее, уникальное.

* * *

А бывают ли примеры словотворчества в обыкновенной разговорной речи?

Конечно, бывают, но они остаются незамеченными и потому не оказывают никакого влияния на наш словарный фонд. Вспоминается такой случай. Я шел мимо кинотеатра, из которого выходила публика после очередного сеанса заграничного комедийного фильма. До меня донесся отрывок диалога:

«Понравилась тебе картина?» — «Не очень... Так — пустое, развлекательное зриво»... Последнее слово, несколько грубоватое «на первый слух», было несомненно только что сочинено говорящим для выражения иронически-презрительного отношения к увиденному: слово «зрелище» его не удовлетворяло, и он мгновенно выдумал слово «зриво», которое относилось к «зрелищу» совершенно так же, как «чтиво» относится к слову «чтение». Это изобретенное им слово сейчас же бесследно исчезло, как гаснет искра от костра.

Я не буду утверждать, что оно обогатило наш язык, но одно несомненно: слово «зриво» выразило особое понятие, которое не передать словами, имеющимися в нашем языке.

* * *

Еще пример.

Как-то одна старушка, живописуя беспокойную жизнь в большой коммунальной квартире, сказала: «С самого утра шум, крикотня...»

Я впервые слышал слово «крикотня», но оно показалось мне вполне уместным и даже имеющим право на существование. Ведь если в русском языке есть слова «суетня», «беготня», «руготня», «толкотня» и — особенно — «стукотня», то почему же не существовать и слову «крикотня»? Вспомним, что у Пушкина в «Евгении Онегине» (гл. 6-я, строфа XI) встречается:

«...шепот, хохотня глупцов...»

Глагол «кричать» находится явно в одном эмоциональном ряду с глаголами «суетиться», «бегать», «ругать», «толкать», «хохотать», «стучать», — и потому вполне понятно и объяснимо построение такого отглагольного существительного, как «крикотня». Однако этого слова я больше ни от кого и никогда не слыхал: оно тоже мгновенно родилось и так же мгновенно исчезло...

* * *

Немного о названиях некоторых иноязычных произведений на русской сцене...