Правильное решение (СИ)

- А может, дело и впрямь в ситуации, - Айсард вдруг посерьезнел: напускное благодушие сошло с его лица, уступив место куда более привычной собранности и жесткости. - Времени-то у нас всех действительно в обрез: только день спокойной жизни остался - а потом мы, к сожалению, больше так поужинать не сможем. Баррикады будут мешать.

- Решили ловить момент, директор?

- В каком-то смысле. Да вы пейте, Энакин, пейте, вечером не грех пропустить бокал-другой.

Энакин осознал, что послушно сделал глоток, только когда почувствовал на языке терпкий вкус вина. Встряхнулся, с вызовом взглянул собеседнику в глаза:

- Неужели надеетесь напоить меня до такой степени, чтобы я согласился перейти на вашу сторону?

- Если бы я хотел вас напоить, то заказал бы напиток покрепче. Со специфическими ингредиентами, которые добавили бы в него по моей просьбе. И почему вы так склонны видеть подвох в любом моем действии и слове?

- Опыт общения с канцлером подсказывает. К тому же я не очень-то склонен верить людям, добровольно поддерживающим ситха.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга: Энакин - всем своим видом выражая нежелание продолжать этот разговор, Айсард - задумчиво и оценивающе, с затаенной в глубине светло-голубых глаз насмешкой.

- И снова эта религиозная терминология, - вздохнул директор, покачав головой. - Я поддерживаю не ситха, Энакин. Я поддерживаю законного главу государства. Бунт военизированной религиозной организации и нескольких планет, сочувствующих идеям сепаратистов, - вот как я вижу происходящее. И мне катастрофически не нравится, к чему это ведет.

- Естественно, вам не нравится, - желчно усмехнулся Энакин. - Когда на чрезвычайной сессии Палпатина признают виновным, вы окажетесь не у дел - а скорее всего, и под делом. Так что бунт не Орден намерен поднять, директор, не надо передергивать. Его поднимете вы - вместе с военными и чиновниками, которые не пожелают отказываться от власти в пользу Сената.

Он ожидал спора, агрессии, встречных обвинений... но Айсард лишь пожал плечами и совершенно спокойно произнес:

- То, кто поднимет бунт, будет зависеть от исхода голосования на чрезвычайной сессии. Это не столь важно, поверьте мне: все равно результат будет один. Нам есть, что терять - точно так же, как Ордену и членам Делегации. Никто не отступится от своего, Энакин. Никто не хочет погибать или гнить в тюрьме за государственную измену.

При виде официантки Айсард резко оборвал речь и не проронил ни слова до тех пор, пока она сервировала стол. Энакин сверлил невидящим взглядом пейзаж за окном, до боли сжимая в руках столовые приборы. Он и не заметил, как схватил их - и уж точно ему было не до того, что вилка для салата никак не сочетается с ножом для рыбы.

Новая война, неизбежный раскол Республики... а он мог думать только о Падме. Падме, совершенно беззащитной в грядущем аду. Принявшей слабую, разобщенную сторону - сторону, на которой находился и он сам.

"Сенатор Амидала, именем Галактической Империи вы арестованы по обвинению в государственной измене".

Энакин пытался сопротивляться, отогнать прочь подступающее видение - но секундной слабости хватило, чтобы оно затянуло его, подобно болоту. Смутные образы вновь поплыли перед глазами...

Дворец Тида, до боли напоминающий сам себя времен блокады Набу. Мрачные лица набуанских чиновников; осунувшееся и исхудавшее, с потухшим взглядом, лицо королевы. Темнокожий офицер, с трудом проталкивающий слова через сведенное спазмом горло. "Имперский флот прорвал блокаду. Наши войска больше не могут сдерживать их... они... они предлагают мир. В обмен на вашу выдачу, госпожа Амидала. Мне... очень жаль, госпожа. Народу Набу очень жаль". Падме, кивающая с мрачным достоинством и молчаливым отчаянием в покрасневших глазах...

- С вами все в порядке?

Резкий голос Айсарда помог "уцепиться" за реальный мир, вырваться из вязкой трясины возможного будущего. Энакин задышал глубоко и размеренно, заставил себя сесть ровно и разжать судорожно стиснутые кулаки.

- Не в порядке, - сипло выдохнул он. - Ни со мной, ни с вами, ни с кем. Чего вы добиваетесь, директор?

Айсард по-прежнему оставался невозмутим - однако в его манере держаться появилась откровенная, подавляющая властность, в голосе прорезался металл: