"Но тогда почему мама ни разу не связалась со мной? Если ей казалось, что папа - ужасный человек, почему она оставила меня с ним? У дедушки есть и деньги, и влияние, он смог бы поддержать ее в суде... неужели она действительно так боялась папу? Но почему? Он же не изверг какой... и не жестокий... ну, по крайней мере, не к родным..."
Исанн категорически не нравились на эти вопросы - потому что история, рассказанная отцом, ответов на них не давала. Как и на множество других. Например, откуда у мамы появились те страшные синяки на запястьях? Почему она часто плакала навзрыд, когда думала, что ее никто не видит? Почему после ее побега отец поседел так, будто за одну ночь постарел на десять лет?
Нет, здесь явно было что-то нечисто. Отец скрывал от нее правду - может быть, потому что тогда Исанн была совсем малышкой и многого не понимала. А может...
"А может, правда слишком ужасна, чтобы ее раскрывать?"
Перевернувшись на бок, девочка уткнулась лицом в подушку. Помолотила по ней кулачком, представляя, что бьет ножом Мотму... легче от этого, правда, не стало. Она как была маленьким, беспомощным и окончательно запутавшимся ребенком, так им и осталась.
Исанн ненавидела себя за это. Она же гораздо умнее и взрослее своих сверстников - а значит, не должна вести себя как малявка. Была бы взрослой и умной - не хотела бы свернуться калачиком под одеялом и постыдно разреветься от страха и отчаяния. Ей следовало относиться ко всему спокойнее...
"К чему?! К тому, что моя мама пропала без вести? К тому, что мой папа мог... убить ее?"
Ведь мать этого боялась. Исанн помнила, как родители разругались когда-то, и она сказала...
"Это ничего не значит! Всего лишь очередная мамина истерика, только и всего. У нее сдавали нервы. Она была не в себе... иначе зачем ей нужно было ездить в больницу? И это успокоительное, которое она постоянно себе колола..."
Стоп. Больница? Успокоительное? Откуда она все это помнит? Или не помнит?
Исанн помотала головой. Чертовщина какая-то! Уже второй раз за день. В кафе случилось что-то подобное: будто ей показали очень яркую картинку и тут же убрали, прежде чем она успела толком что-либо рассмотреть. Только какие-то несвязные фрагменты в памяти и остались.
Девочка вцепилась в подушку зубами, сдерживая бессильный вой. Ее всю трясло, щеки лихорадочно горели, голова разболелась со страшной силой... наверное, она простудилась сегодня. Да, точно. Иначе почему в голову лезет весь этот бред?
Завтра ей наверняка станет лучше. Завтра она только посмеется над своими страхами и все забудет... забудет... ничего не было...
Исанн вздрогнула. Затаив дыхание, инстинктивно сжалась, прислушиваясь к тишине.
Наверное, у нее действительно жар. Не могла же она действительно слышать чужой голос? Тихий такой, будто доносящийся издалека...
Может быть, Исанн просто убеждала сама себя. Но почему она слышала этот голос будто со стороны? Почему он был мужским? Да еще и казался смутно знакомым...
Но откуда? Что все это значит? И где отец? Почему его вечно нет дома именно тогда, когда он так нужен?!
У Исанн накопилось столько вопросов... и ей нужны были ответы. Какими бы они ни оказались. Пускай страшными - главное, чтоб честными. Ей надоело быть маленькой глупой девочкой, которой никогда не говорят правду. Неужели отец не может понять, что от лжи ей становится только хуже?!
А еще ей срочно требовалась таблетка от головной боли. Виски раскалывались, будто в них гвозди забили... но сил, чтобы встать и подойти к аптечке, не было. Страшно хотелось спать... но нельзя. Нужно было дождаться отца. Расспросить его обо всем...
Какое-то время девочка пыталась бороться со сном - но проиграла именно в тот момент, когда ей показалось, что еще чуть-чуть, и кусочки головоломки сами встанут на место. В памяти хороводом закружились события, казалось бы, напрочь забытые - но вскоре они перестали чем-либо отличаться от горячечных сновидений.
Вернее, кошмаров.
* * *
Дела задержали Арманда еще на несколько часов. Домой он вернулся ближе к утру, уставший как собака: времена, когда он мог запросто работать по двое суток кряду, держась на кафе и энергетиках, безвозвратно ушли вместе с его молодостью. Сейчас ничто не могло порадовать его сильнее, чем возможность забыться сном и хотя бы ненадолго выбросить из головы проблемы галактического масштаба и сопутствующий ворох мелких неурядиц.