Девочка покривлялась у входа, прыгая в дверном проеме и цепляясь за косяки, потом развернулась и вроде ушла.
Вадим проводил дочь взглядом, когда та скрылась из поля зрения, безразличным тоном сообщил:
- А я Машку нахер послал.
- Да ладно, - хмыкнул, не поверив Степка
- Серьезно.
- Когда успел?
- Вот только что, - Вадим ответил еще как можно равнодушнее. - Надоела. Важная до хера стала. С принципами.
- С какими принципами?
- Да со всякими. Достала. Не хочу ее больше.
- И правильно.
- Угу.
- Нет, серьезно правильно. Давно пора было. Подвис ты что-то на ней.
- Шикарная просто.
- Возможно. Но...
- Да все уже. Закрыли тему. Нет ее. Выпилил я ее из своей жизни... Пошла она на...
Из-за угла снова высунулась детская мордашака:
- Да! Пошла она на хер, - заявила с явным удовольствием Милана, - мы с папой ее выпилили. Она испугалась и смоталась.
Вадим нахмурился, хотел отругать подслушивающую взрослые разговоры дочь, но первой успела вмешаться появившаяся откуда ни возьмись мачеха.
- Милана, что за слова? - упрекнула она девочку, но взбешенный взгляд достался Вадьке. Ну да, от кого еще ребенок мог нахвататься матерных слов? Только от родного отца - идиота. - Нельзя так говорить. Некрасиво. И кто чего испугался? И куда смотался?
Испугаться впору было Вадиму и смотаться от назревающего скандала ему тоже не мешало бы. Он растерянно затих, ситуация возникла неприятная. Зато предательница дочь в момент нашлась и не задержалась с ответом
- Папина тетка смоталась, - пояснила она, - на вооооот таких каблуках. Она испугалась, что ее мамой заставят быть. Она хотела только одного ребенка, а два ребенка ей не надо. А на самом деле она просто папе надоела, вот мы ее и напугали. Пошутили. Да пап?
"Да уж" - Вадим, уткнувшись локтями в колени, спрятал лицо в ладони и шумно выдохнул. - "Да, дочь, спасибо за разъяснения. Теперь всем все предельно ясно".
Вот только ему самому непонятно было, что теперь делать и как отвечать.
Миланку выгнали в свою комнату, а он молча выслушивал. Какой он дебил не имеющий ни мозгов, ни стыда и не совести. А раз мозгов нет, то думает он совсем другим местом - и о своих шлюхах, но никак не о ребенке. Про возмутительный пример упомянули, ну и в завершение сделали вывод, что его, скотину, давно пора не жалеть и лишить родительских прав.
Лишить? Да что его вечно все долбят и учат? Почему лезут в его личную жизнь? Одни сплошные упреки. Все считают себя ангелами, а он один, получается, сплошное зло. Как только его еще терпят? Да ему нахер не нужна вся их добродетель. Ему вообще никто не нужен. И не надо ему рассказывать, что хорошо, а что плохо. На себя бы лучше посмотрели, а потом осуждали. Особенно та, которая, притащила ублюдка Степку, лишив тем самым Вадима отца. Она вообще помалкивать должна, а не пугать тут его лишением родительских прав. Отца забрала, теперь еще и дочь хочет. Не получит. Пусть даже губу не раскатывает.
Вадим сорвался и все это высказал. Именно так грубо и некрасиво. День просто сегодня тяжелый выдался. Пьянка, вымотавшая все физические силы, и Машка, разнесшая в пух и прах моральные. Он любил ее, стерву, а она его бросила. Поиграла и вышвырнула. Это не просто обидно. Это, сука, как мордой об асфальт приложили. Так хочется разворотить себе грудную клетку и вытащить засевшую там ноющую гадость. Никто не знает, как ему хреново. И никто бы не узнал, если бы не довели.
Ублюдок Степка, отвернувшись, сидел и помалкивал, его мать время от времени еще пыталась выкрикивать какие-то претензии Вадиму, не обращая внимания на встречные, отец вообще даже не выглянул на поднявшийся скандал. Сам же Вадим спешно собирал вещи своего ребенка, он больше не намерен был здесь оставаться ни на минуту. Пусть все катится к чертям. Разве они вдвоем не проживут? Да легко.
- Так ведь, Милана? - искал он поддержку у дочери. Она же на его стороне? - Проживем?
Милка лишь угукнула и обеспокоенно поглядела на женщину, которая все еще пыталась не дать им уйти. Девочка так и не поняла причину разгоревшегося конфликта. Чувствовала, что в чем-то нечаянно оказалась виновата, но до конца так и не могла понять в чем. Ей бесконечно жаль было бабушку и очень не хотелось ее расстраивать. И дедушку не хотелось, и Степу тоже. Никого. Она их всех очень любила. Очень, очень, очень. Ведь это были самые близкие для нее люди. Это была ее семья. Бабушка, дедушка и дядя Степа, но чаще просто Степа. Он не возражал и сам называл ее сестренкой. И бабушку Мила сама иногда называла мамой. Ну хорошо, не иногда. Часто. Чтобы не рассказывать каждому человеку всю неинтересную правду.