– Эта женщина старше меня, давняя связь. Мы знакомы еще с института, она, собственно, сделала меня тем, кто я есть. Она меня воспитала. Определенный взгляд на мир, корректность в чувствах, образовательный уровень в области искусств, умение анализировать и добиваться своего в любых контактах – все это у меня от нее.
– Она – не фантазерка? – Я решаю выяснить все подробнее.
– Нет, – улыбается Павел и опускает глаза.
Его легкая стеснительность и нежность при воспоминании об этой женщине удивляют меня. Я никогда не видела на этом лице виноватого, растерянного выражения.
– Тогда, вероятно, ее не назовешь сексуальным партнером без комплексов?
– Это совсем другие отношения, пойми! Это другой мир, внутренний мир общения.
– А по каким дням ты ее посещаешь?
– В среду, – решительно отвечает Павел.
– Среда… А жена знает?
Он кивает, потом еще раз кивает, потом становится похожим на китайского болванчика.
– И про меня жена знает? – возбуждаюсь я.
Он кивает и кивает…
– А эта женщина… Которая тебя воспитала, она про меня знает?!
Дернувшись, его голова решительно качается теперь уже не вверх-вниз, а из стороны в сторону.
– К чему эти вопросы, Инга? – Голова наконец остановилась и уставилась на меня увлажненными, вероятно, от одновременного воспоминания о трех женщинах сразу, задумчивыми глазами.
– Я подумала, вдруг ты захочешь, чтобы мы собрались как-нибудь втроем…
– Исключено. Я не хочу терять никого из вас, вы мне очень дороги, поэтому я решил…
– Слушай, – перебиваю я, заинтересованно подавшись вперед, – а кто тебе пришил пуговицу?
– Пуговицу? – Он удивленно осматривает себя где-то в области живота, а потом между ног.
– Вот эту пуговицу на пиджаке, вторую сверху!
– Не знаю, какая разница! Почему ты все время говоришь не о том? Дай мне закончить.
Собравшись и применяя для привораживания собеседника легкие движения ухоженных кистей рук (что должно, вероятно, свидетельствовать о его умении грамотно и не слишком навязчиво удерживать внимание), бдительно предотвращая попытки вопросов с моей стороны, не отрывая своих зрачков от моих, Павел заканчивает минут десять. За это время я успеваю справиться с болезненным удивлением от его внезапного откровения и даже сделать некоторые выводы:
– Пуговицу пришивала не я, значит, это была либо жена, либо духовная наставница Среда. Скорее всего – жена, я следую логике: для тела – я, для духа – Среда, для хозяйства – жена…
Жена знает обо мне – Субботе и о Среде… Среда знает о жене, но не знает обо мне… Я знаю о нас троих, это свидетельствует, что потребности плоти и бытовых удобств преобладают в мужчине над потребностями духа… Он не имеет понятия, кто пришил пуговицу, проявляя тем самым возмутительное равнодушие и убогость в восприятии нашего четырехмерного мира…
– Инга! Ты меня не слушаешь?
…Через час я разглядываю свою постель с наслаждением гурмана. Я люблю спать, люблю сны, никогда не боюсь просыпаться, а проснувшись, всегда радуюсь новому дню. И сейчас, стоя совершенно голой перед большой – три двадцать на три – кроватью, с капельками воды на теле после теплого душа, я расставляю руки в стороны, становлюсь на цыпочки и падаю лицом вниз на покрывало. Матрац подо мной дергается, подбрасывая тело, потом я катаюсь туда-сюда, захватив край покрывала, и оказываюсь в разноцветном шелковом коконе. Дернувшись несколько раз, убеждаюсь, что тело достаточно сковано. Это у меня с детства. Я всегда заматывалась в одеяло, чтобы не улететь во сне и не заблудиться. Последнее, что я делаю, – запоминаю, что за окном – вторая половина дня, пасмурно, там сентябрь срывает в судороге своих последних дней листья с деревьев, как ненужные уже объявления о приходе осени. Не успеет…
Пока сплю, я не знаю, что:
… мой отец провел ночь с моей матерью, после которой и у нее и у него остались на лице и на теле следы побоев…
… начальник следственного управления наконец справился с непонятным раздражением и чувством пережитого насилия, которые его не покидали с момента ухода бабушки. Он заставил себя вспомнить минуту за минутой их разговор, а вспомнив, страшно возбудился, потребовал к себе следователя Чуйкову Л.П. и нервно объяснил ей, что Изольда Францевна не могла опознать своего зятя по зубам, поскольку его тело лежало в морге без головы, а значит!.. Либо она видела его мертвую голову, либо издевается над офицером из органов, и в том и в другом случае похороны надо немедленно отменить, по Изольде Францевне сделать запрос, дело об убийстве супругов переставить из висяков в особо важные! Все!
… следователь Чуйкова Л.П., не обнаружив в морге тел Латовых, впала в состояние долго не проходящего удивления, потому что, даже позвонив в похоронное бюро «Костик и Харон» и получив достоверную информацию и копии квитанций за услуги, она так и не смогла объяснить необходимость столь поспешного рассветного захоронения с элементами языческого прахопоклонения (молодые люди из бюро насплетничали)…