Правило крысолова

…Давным-давно жил на свете великий воин по имени Фридрих. Фридрих был могучим, прекрасным мужчиной и слов на ветер не бросал. Можно даже сказать, что и в полное затишье он никаких слов не говорил. Он был молчун, и все звали его Фридрихом Молчуном. Разговаривал он только в бою, а весь мир считал своей собственностью. Он мог убить одним ударом кулака коня, если бил по черепу над глазом…

— Что за садистские подробности? — морщится Лаврушка, мы шипим на нее, и Антон продолжает сагу о великом лонгобарде Фридрихе:

…Он любил почти всех женщин, которых встречал на своем пути, потому что считал женщину сосудом для продолжения жизни и хотел, чтобы его кровь продолжалась во многих женщинах и во многих поколениях. Все на свете он измерял собой. Его дворец имел по периметру оборонительной стены две тысячи пятьсот Фридрихов, ложе — два с половиной Фридриха на три…

В этом месте Лора ткнула меня в бок локтем. Я не осталась в долгу и тоже ткнула ее. Нечего издеваться, ну люблю я большие кровати, люблю!

…а земли его пахотных полей в Лонгобардии тянулись в одну сторону на одиннадцать тысяч взятых по тысяче Фридрихов, а в другую…

— Я как-то посчитала, — шепчет Лора, — мужичонка этот был так себе, плюгавенький, метр шестьдесят, а сколько амбиций!

…боевых собак он мерил своей ладонью по спине от морды до обрубленного хвоста — у боевых собак лонгобарды отрезали при рождении хвосты, а женщин — от макушки до пяток. Если ему приводили женщину меньше восьми ладоней, он от нее отказывался, отпускал, чтобы еще подросла…

— Обрати внимание, — шепчет Лора, — ладонь у этого Молчуна была ничего себе, в растопырку — от кончика среднего пальца до кончика большого — почти двадцать один сантиметр. Сам он — метр шестьдесят, а женщин ему должны были поставлять не ниже метра семидесяти!

— Да чем он прославился, этот Фридрих? — не выдержал Лом. — Кроме того, что ввел свои единицы измерения?

…Фридрих Молчун — единственный лонгобард, не покорившийся Карлу Великому, сыну проклятого Пипина. С остатками войска лонгобардов он ушел в горы и оттуда по ночам нападал на вражеские лагеря, уничтожив таким образом больше половины войска Карла. После смерти Фридриха не было больше ни одного настоящего воина-мужчины в роду лонгобардов, и само это племя было рассеяно по земле…

Антон закрыл тонкую книжку в кожаном переплете.

— Откуда ты знаешь, какая у него была ладонь? — потихоньку интересуюсь я у Лоры.

— Копье в подвале видела? Дедушка говорил, что оно — девять ладоней Фридриха. Я посчитала. Двадцать один сантиметр получается. — Лора растопыривает ладонь и показывает сначала на кончик среднего пальца, потом — большого.

— Это копье Фридриха Молчуна? — удивлена я. — Тяжелое…

— Он, конечно, был силен. Кинжал великого Фридриха хранился у Руди, в нем больше двух килограммов веса!

Лом с вытаращенными глазами и Лаврушка с таким выражением лица, как будто то, что она разглядывает в коробочке, сейчас прыгнет на нее или по крайней мере само поднимется и погрозит, склоняются над засушенным пальцем Молчуна, который исхитрился раздобыть и доставить Ладушкин.

— А что он измерял своим мизинцем? — шепотом интересуется Лаврушка, решается и осторожно прикасается к пальцу.

— Да! — оживляюсь я. — Что он измерял этим мизинцем?

— Дедушка говорит, что мизинцем Фридрих Молчун мерил небо.

Некоторое время мы сосредоточенно соображаем, как именно нужно мерить небо, почему — мизинцем, а не целыми Фридрихами, потом устаем от абстракций и включаем музыку.

— Дедушка сказал, что только одно существо может измерять небо своим мизинцем! — Антон взволнованно пытается вернуть наше внимание. — Это может делать только бог!

— Пусть он покажет из книжки картинку с гравюры, — злобствует Лора. — Покажи, каким этого Фридриха представляли его современники! Ничего себе бог — пузатый коротышка с клещеобразными руками и кривыми ногами! Ногами он ничего не мерил? Двадцать две пятки Фридриха, сто сорок три ноздри! — Она бегает по комнате от Антона, потом разворачивается, валит его на пол и умело, за две секунды, скручивает его руки сзади и захватывает в кольцо голову, выставив острый локоть.

Заметив мой взгляд, отпускает брата, ставит его на ноги, отмахивается от его кулаков, вытирает ему салфеткой нос, разворачивает и толкает ко мне.

— Иди к мамочке, поплачь, она тебя утешит. Я обнимаю Антона, укладываю его голову на колени и глажу волосы.

— Семь сантиметров… полных, — замечает Лом, с сосредоточенным видом прикладывающий линейку к пальцу в коробке.

— Не трогай палец бога! — придушенно приказывает Антон, не поднимая головы.

— Я не трогаю. Еще не хватало! Я пытаюсь определить универсальное число. Число, которое лежит в основе измерения Вселенной. Но есть проблема. Палец слегка скрючен. Ты не пытался его разогнуть?

Лаврушка закрывает рот рукой и бросается в туалет.

Антон вскакивает, хватает коробочку и прячет ее за спину.