— Нет уж, — фыркает Лора. — Плакать мне не хочется совсем. Хочется подраться с кем-нибудь. Этот инспектор, ты только скажи, если он тебя достает…
— Не надо, — я умоляюще складываю ладони, — только не с Ладушкиным! Он уже получил свое.
Ищу глазами попугая. Вот он, под столом. Изучает мою ногу и вдруг кладет на голую ступню свою лапу. Несколько секунд мы с птицей смотрим друг на друга. Попугаю трудно задирать голову вверх, хоть он и упирается крыльями в пол. Я слышу, как лапа надавливает, и когти весьма ощутимо покалывают.
— Ладно, — киваю я ему. — Два метра ты прошел.
В этот раз потребление птицей коньяка из ложки проходит вообще показательно — ни одной капли не пролито, втянув коньяк в клюв, попугай задирает голову вверх, закрывает глаза и дрожит сладострастно горлом. Весь процесс снимает на камеру радостный Лом, это ему инспектор открыл дверь с оружием наготове.
— Привет, Лом.
— Ахинея, если бы ты знала, как я рад!.. — Та половина лица Лома, которая не закрыта камерой, светится счастьем. — Девочка, подвинься. Вот так… Хорошо! Кто покрасил курицу? Попробуй влить ей из бутылки, чтобы я снял крупно клюв и бутылку, потом смонтирую лапу, как будто она сама держит!
— А почему ты с камерой?
— Так ведь сегодня последний день. Фирма “Секрет” сказала, что сегодня последний день работы с животными-охранниками. Все, партия обучена, а ролик еще не снят, а ты обещала, — объясняет Лом. — У них каждый день оплачивается, потому как совместное с американцами предприятие. Американцы поставляют товар на заказ, наши недели две адаптируют охранников в условиях московского климата.
— Да, — вспомнила я. — Черт! Я же обещала сделать это без оплаты! Черт! Черт! Черт!
— А мне сказал по телефону их начальник, что аванс вполне вероятен, вполне. Я решил сам поехать, отснять как смогу, а потом бы ты разбиралась.
— Едем! — вскакиваю я. — Дети, хотите посмотреть на работу собак-охранников?
— Ахинея, я должен предупредить, что…
— Подожди. Ты поговорил с Ладушкиным?
— Я извинился, — пожимает плечами Лом, — но человек ведет себя неадекватно. Понимаешь, совсем неадекватно. Он обыскал сумку, потом поставил меня к стене, заставил расставить ноги и ощупал везде, в том числе и между ног.
— Я искал гаечный ключ, или гвоздодер, или что-то в этом роде, — объясняет Ладушкин.
— Видишь? — кивает Лом. — Гвоздодер — между ног! И я хочу сказать, он плохо выглядит. Что это у него на носу? — Лом неуверенно тычет пальцем в окровавленную гипсовую нашлепку на лице инспектора. — Бедненький!.. Тебя опять побили?
Антон дергает меня за свитер:
— Я хочу есть!
— Минуточку… Есть? — Я совсем забыла про мальчика, как только прикрепила его шарик к вешалке в коридоре.
— Дедушка готовит ему на ужин утку с яблоками, — ревниво замечает Лора. — А пока пусть грызет печенье. — Она протягивает Антону начатую пачку печенья. — Раз уж мы теперь не бегаем по утрам, не повторяем не правильные глаголы и не ухаживаем за братьями нашими меньшими, не смей ныть и просить! Мне приказали до вечера не испортить тебе аппетит, а то больше нас вдвоем гулять не отпустят!
— Хоть водичкой можно запить?
— Так. Лора, может, ты с Антоном поедешь смотреть, как готовят утку? Ладушкина с попугаем уложим в постель, как инвалидов, а мы с Ломом на пару часиков съездим поработать.
— Я хочу побыть с тобой, — категорично заявляет Лора и добавляет с убийственной логикой:
— Вдруг тебя все-таки посадят? Когда еще встретимся? Не успела одну мамочку потерять, как другую тоже отнимут! Нет, я поеду с тобой, а Антона забросим к бабушке на такси.
— Инга Викторовна, если вы помните, если вы еще не забыли, то этот прекрасный день свободы подарил вам я. При условии, что глаз с вас не спущу и лично доставлю обратно до второго обхода, — заметил Ладушкин.
— Время, Ахинея, — постучал по часам Лом. — Еще добираться около часа. Это за городом.
— Ладно. Тогда поехали все. Станет скучно — сами разбежитесь.
Какое там — скучно!.. Думаю, этот вечер и я, и Лом, и инспектор Ладушкин никогда в жизни не забудем. Хорошо, хоть дети восприняли все происходящее с юмором растущих организмов, у них еще хватило сил хохотать до упаду, наблюдая за выражениями лиц таксистов, которых мы потом останавливали. Потому что Лом сказал, пусть его пристрелят на месте, но он не сядет в свою машину в таком виде и нам не даст в нее сесть.
Итак, мы поехали по Ярославскому, причем сначала Ладушкин сел сзади с детьми, но потом попросил меня поменяться с ним местами, я пересела, обняла одной рукой Антона, другой — Лору, и мы пели песню про попугая с Антильских островов — “Мы дрались там… ах да! Я был убит…”, а настоящий попугай, завернутый в шерстяной свитер, должен был в это время лежать на полу на взбитой подушке и ждать завтрашнего прихода Лоры с кормом и бананами. На всякий случай я открыла форточку в кухне и в комнате, но надежды, что он захочет перебраться к хозяйке, было мало, и поэтому я закрыла свою кровать и пару кресел полиэтиленом и спрятала бутылку с остатками коньяка.